Третья лекция (Мюнхен, 27 августа 1912 года).

Если мы хотим говорить о посвящении и о его значении для всей человеческой жизни и развития человечества, то нам необходимо попытаться проникнуть в сущность его, исходя из тех понятий и представлений, без которых нельзя характеризовать сверхчувственные миры. Ведь вполне понятно, что на каждой ступени развития человеческая душа испытывает величайшую потребность узнать что-либо о том, как выглядят те миры, к которым с большим или меньшим основанием прилагается определение «вечности». Поэтому понятно, что человеческие души стремятся проникнуть в эти высшие миры без особой подготовки при наличии только представлений и понятий, взятых из чувственного мира. Я говорю категорически. Это понятно. И в известной степени этому стремлению отвечает то, что относится к удовлетворению стремления к вечности в тех или иных религиозных системах. Если же дело касается того, чтобы в истинно теософском смысле проникнуть глубоко в первоисточники духовного, и, главным образом, в первоисточники всей душевной жизни, тогда приходится, хотя бы постепенно, освоиться с необходимостью внести в свои представления, свои понятия некоторые изменения, прежде чем составлять свое суждение о высших сверхчувственных мирах. Как мы это увидим в следующих лекциях, это особенно необходимо для характеристики явления Христа, поэтому я позволю себе сказать несколько слов о тех изменениях в жизни представлений, которые являются необходимыми, если человек хочет подняться к идеям сверхчувственных миров. Надо раз и навсегда усвоить, что в сверхчувственных мирах все совершенно иначе, чем в чувственной жизни, потому что точного повторения мирового бытия нигде, собственно, во Вселенной, не встречается. Если же, однако, в сверхчувственных мирах все совершенно иначе, то почему же тогда необходимо непременно допускать, что человеческие представления и понятия приложимы к высшим мирам в равной степени, как и к миру чувств?! Они именно не приложимы. Кто практически поднимается в те миры, которые открываются через посвящение, то есть тот, кто обладает некоторой опытностью в сверхчувственных переживаниях, тому известно, что он, как мы сейчас услышим, должен не только встретить там многое совершенно особенное, но можно сейчас же сказать — должен оставить у Стража Порога многие из своих привычек, представлений, понятий, идей, прежде чем будет в состоянии проникнуть в сверхчувственные высшие миры. Мы будем главнейшим образом исходить из некоторых представлений, которые нами владеют в мире чувств. Одна пара понятий или, хотелось бы сказать, две системы понятий являются при этом особенно решающими. В нашем чувственном бытии они стоят рядом, протекают рядом друг с другом. Одна система понятий заключает в себе все, что касается наших представлений о мире природы. Рядом с этими представлениями в нашей обычной чувственной жизни стоит то, что мы называем моральным мировым порядком, сумма наших моральных представлений, понятий и идей. При правильном самосознании человек приходит к тому заключению, что для чувственного бытия он должен делать строгое различие между природным порядком и нравственным мировым порядком. Когда мы хотим дать объяснение какому-нибудь растению — положим, перед нами какое-нибудь ядовитое растение, — то объясняем его с точки зрения законов природы и, хотелось бы сказать, что в конечном результате мы не портим объяснения растения тем, что делаем растение морально ответственным за то, что оно, растение, ядовитое. Мы придерживаемся взгляда, что в чувственном бытии здоровое мышление требует, чтобы при объяснениях, касающихся бытия природы, мы, прежде всего, эмансипировались от того, что называется нравственными понятиями и идеями. Мы ведь знаем, что должны применять эту систему эмансипации, если хотим получить объективное, непредвзятое представление касательно животного мира. Мы чувствуем и ощущаем, что не было бы смысла делать льва в такой же степени ответственным за его жестокость, в какой мы делаем ответственным за жестокость человека. И если многие современные толкователи природы даже в животном мире находят нечто подобное моральным понятиям, то хотелось бы сказать, что они это делают скорее всего потому, что это им нравится, а не потому, что в этом есть необходимость; в известном отношении это может иметь основания; однако все же, говоря о том, что происходит в животном мире или что делает животное, можно ссылаться разве только на некоторый отзвук моральных представлений. Если мы хотим прийти к правильному объяснению природы и оставаться при этом непосредственно в границах чувственного мира, то должны эмансипироваться от моральных представлений и понятий. Затем, однако, в нашу жизнь величественно, хотелось бы сказать, с определенными, безусловными, абсолютными требованиями вступает нравственный миропорядок. Об этом нам говорит наше непредвзятое самообладание и самосознание. Известно, что нравственные представления являются решающими в вопросе о ценности человека, и притом не только в вопросе о ценности его в общей совместной жизни (Zusammen sein) людей; они являются решающими и в том смысле, что человек может сказать себе: человек, вынужденный признать себя виновным в аморальности, будет в минуту, когда ему оказывается или может быть оказана милость, спокойно поразмыщлять над собой — определить свою собственную ценность как человеческого существа в соответствии с тем, каковы те моральные представления, которые просвечивают в его сознании. И приходится все снова и снова подчеркивать, что эти две системы надо строго отличать друг от друга. Это становится совершенно иным в тот момент, когда человек вступает в высшие миры, то есть когда он достигает того, что воспринимает, наблюдает, переживает вне своего физического тела и благодаря этому вступает в высшие сверхчувственные миры. Наблюдения, если только действительно достигается наблюдение, человек производит сперва при помощи того тела, о котором я вчера говорил, — элементарного, или эфирного, тела. Затем уже мир или, вернее, второй сверхчувственный мир наблюдает при помощи своего астрального тела. И чем выше поднимаются в высшие миры, тем больше утрачивают свое значение те представления, понятия, которые приобретены в обыкновенном физическом мире. Они должны измениться для того, чтобы правильно понять и обозначить то, что обнаруживается в сверхчувственных высших мирах. В обыкновенном мире чувственного бытия имеется лишь одно указание на основной факт, известный каждому ясновидящему: в нем говорят при помощи образов, символов, так что слово в чувственном мире является отзвуком того, что в реальности, в действительности познается только в высших мирах. Так, если говорят, что скупость, или зависть, или ненависть «жжет», то в этом слове заключается, собственно, нечто такое, что относится ко многим чудесным тайнам творческой деятельности языка, когда в примитивное, элементарное человеческое сознание просвечивает то, что имеется в действительности только в высших мирах. Потому что каждому ведь известно, что, говоря о «жгучей» ненависти, он подразумевает не то жжение, которое связано с естественным горением огня во внешнем мире. Известно, что человек говорит так лишь в переносном смысле, и было бы бесполезно, если бы он захотел объяснить предметы и процессы природы при помощи моральных представлений. Когда говорят о процессах, происходящих в высших мирах, и употребляют такие выражения, то говорят при помощи образов или отзвуков не в том самом смысле. Я позволю себе напомнить, что в драме-мистерии «Страж Порога» дважды употреблено выражение, что некоторые душевные процессы, ощущения, желания «горят» в высших мирах. В этом нет ничего образного, напротив, это нечто совершенно реальное, нечто действительно реально спиритуальное. Люцифер никогда не сказал бы в этом смысле, что то или иное «жжет» его, подобно тому, как говорит человек в чувственной жизни о ненависти, что она «жжет» его. Люцифер сказал бы это, напротив, в истинном, совершенно действительном смысле. То, что в сверхчувственных мирах можно было бы сравнить с естественным природным порядком, с природными процессами мира чувств, то стоит в этих сверхчувственных мирах в значительно более тесной связи с тем, что опять-таки в этих сверхчувственных мирах можно назвать «моральными мирами», чем эти оба ряда представлений стоят друг к другу в здешнем, чувственном, мире. Понятие об этих обоих представлениях можно тотчас же получить, если обратиться к элементарному телу человека. Оставаясь в границах физического тела, можно сказать: рука может подняться для совершения какого-нибудь морального поступка. Мы видим ее нашими чувственными глазами, исследуем ее для определения ее функций при помощи относящейся к чувственному миру науки. Это объяснение руки в границах чувственного бытия не будет иметь существенного различия в зависимости от того, имеем ли мы дело с рукой, которая протягивается для совершения морального или аморального поступка. И к объяснениям, какую форму имеет рука — насколько это может быть объяснено в чувственном мире, — мы не можем примешивать соображений, совершает ли обычно эта рука моральные или аморальные поступки. Иначе обстоит дело с элементарным телом человека.

Если в элементарном теле какой-нибудь член представляется ясновидящему сознанию несовершенно развитым и если мы себя спросим, почему это произошло с этим органом элементарного тела, то причиной несовершенного развития нам представится какой-нибудь моральный недостаток, или какая-нибудь моральная ошибка, или какое-нибудь моральное несовершенство в человеке. В элементарном теле фактически запечатлевается моральное качество человека. Еще отчетливее, еще интенсивнее, однако, выражается оно в астральном теле. Если, таким образом, в условиях чувственного бытия было бы безусловно несправедливым допускать, что увечье является выражением какого-нибудь имеющего в человеке морального недостатка, то в нравственном мире и в том, что к нему относится, надо считать «естественный порядок» и «естественные процессы», с одной стороны, и «моральные причины» — с другой, проникающими друг друга и представлять себе, что в высших мирах моральные качества являются действительными, естественными причинами, вызывающими определенные формы и процессы в этих сверхчувственных мирах. Чтобы избежать возможного заблуждения, я хотел бы еще категорически отметить, что выработка высших организмов человека — элементарного и астрального — в отношении своего совершенства или несовершенства ничего не имеет общего с совершенным или несовершенным развитием физического тела. У человека какой-нибудь физический орган может быть в инвалидном состоянии даже от рождения и все же соответствующий эфирный орган может быть развит вполне нормально. В зависимости от обстоятельств он может быть даже еще совершеннее и законченнее, и притом даже если соответствующий физический орган находится в сморщенном состоянии. Таким образом, то, что никоим образом не приложимо к формам физической жизни, а именно — что моральные качества имеют точный отпечаток в формах физической жизни, это всецело имеет место относительно того, что принадлежит к сверхчувственным мирам. Мы видим, таким образом, что природный порядок и моральный порядок, идущие в чувственном бытии как бы рядом друг с другом, переплетаются в сверхчувственных мирах, так что, говоря о каком-нибудь члене элементарного тела, мы можем сказать, что та или иная форма вызвана, например, ненавистью. В данном члене элементарного тела ненависть выражается иначе, чем любовь. Поэтому, безусловно, имеет смысл пользоваться такими словами для сверхчувственных миров; не имеет, однако, никакого смысла употреблять это слово с простым объяснением природного явления в чувственном бытии. Особенно характерной является эта необходимость различения понятий применительно к высшим мирам и к чувственному миру в связи с тем, что в обычном чувственном бытии, в обычной жизни причисляется к вожделениям и желаниям, как проявляются в чувственном мире вожделения, желания, эмоции. Они проявляются так, точно мы видим их исходящими из внутренней человеческой сущности. Когда мы встречаем в каком-нибудь человеке страстное желание в состоянии возбуждения, то усматриваем из этого, как настроено его внутреннее и как это внутреннее выгоняет из себя это страстное желание; главным же образом мы усматриваем, что внутреннее душевное человека является решающим в вопросе, какого рода страстное желание охватывает человека. Нам ведь прекрасно известно, что при виде, например, куска телятины у одного человека появляются совершенно иные вожделения, чем у другого. Зависит это не от телятины, а от того, что имеется у человека в период чувственного бытия в его внутреннем. Перед Мадонной Рафаэля один человек остается совершенно холодным, в то время как другой переживает целый мир ощущений. Можно поэтому сказать: во внутреннем человека загорается мир его вожделений. Совершенно иное положение в сверхчувственных мирах. То, что для этих миров может быть названо желаниями, вожделениями, эмоциями (заметим, что пустой болтовней было бы говорить, что в тех мирах об этом не может быть и речи; желания, вожделения и т.д. там, безусловно, имеют место), в большинстве случаев вызывается чем-либо внешним и тем, что сущность действительно видит, что она созерцает. Поэтому ясновидящему в сверхчувственных мирах значительно менее важно рассматривать внутреннее находящейся перед ним сущности для определения ее желаний, вожделений и т.д., чем созерцать то, что окружает эту сущность в сверхчувственных мирах. Если, таким образом, перед ним какая-либо сущность в сверхчувственных мирах, а у нее он видит желания, вожделения, эмоции, то он смотрит не на саму сущность, как это делается в физическом мире, а на то, что ее окружает; он исследует, какие иные существа находятся в окружении этой сущности. И он усматривает, что в зависимости от того, какие сущности находятся в ее окружении, такие будут у нее и желания, и эмоции. Желания, вожделения и эмоции всегда пробуждаются окружением. Как это происходит, это вам особенно ясно будет из следующего примера: предположим, что какой-нибудь человек восходит в сверхчувственные миры благодаря тому, что проходит первые ступени посвящения или проходит через врата смерти. И вот ясновидящий наблюдает его в сверхчувственных мирах. Допустим, что этот человек взял с собой из чувственного мира какую-либо свою особенность, какое-либо свойство, являющееся несовершенством, моральным недостатком, или какое-либо преступление, совершенное им в физическом мире, — одним словом, что-либо, вызывающее гнетущее воспоминание в сверхчувственных мирах. Для выяснения этого ясновидящему достаточно не углубляться взором в душевную глубину этих людей, а посмотреть на окружающее. Почему? Потому что такое душевное содержание, такая заключающаяся в душе особенность, которую человек взял с собой как нечто несовершенное, как какой-то моральный дефект, вызывает нечто реальное, нечто действительное. Оно водит, направляет человека и приводит его в определенное место в сверхчувственном мире. В какое место? В то место, где он встречает сущность, обладающую в совершенстве тем, что у него находится в несовершенном состоянии. Моральный дефект, сознание недостаточной способности вызывает, таким образом, нечто действительное: оно направляет человека по определенному пути, приводит его к сущности, которая в совершенстве обладает тем, что в человеке несовершенно. И тогда человек принужден все время взирать на это стоящее перед ним существо. Благодаря вполне реальным процессам, а не вследствие того, что в чувственном мире называется вожделениями, приходит человек к сущностям, которые имеют все то, чего не имеет он, которые непрестанно показывают ему то, чего ему не хватает. И вот, если ясновидящий посмотрит, какие сущности находятся там в окружении человека, то объективное наблюдение покажет ему, чего человеку не хватает, какие у него недостатки. То обстоятельство, что человек принужден постоянно видеть то, вблизи чего он находится, и является непрестанным, можно сказать, упреком для него. И этот находящийся вне него упрек имеет следствием, что в человеке возникает то, что в сверхчувственных мирах можно обозначить как страстное стремление, как желание стать иным, то, что вызывает деятельность, порождает силу интенсивно работать, чтобы отбросить несовершенство и победить недостатки. Не говорите, что в таком случае сверхчувственные миры должны были бы иметь возможность показывать существ, совершенных буквально во всем, что у нас является порочным. Сверхчувственный мир действительно настолько богат, что может выставить существ, совершенных в отношении всех наших возможных недостатков. Он гораздо богаче, чем это можно себе представить, судя по чувственному бытию. О, мир таков, что может поставить человека перед любой сущностью, обладающей в совершенстве тем, что у него самого находится в несовершенном состоянии. Приведенные соображения дают ясное представление, что желания и вожделения являются реальными силами, определяющими наши пути в сверхчувственных мирах. Это не значит, что мы остаемся или можем оставаться в сверхчувственном мире с нашими желаниями как чем-то объективным; напротив, в зависимости от того, какими мы являемся, нас ведут по тому или иному пути и ставят туда, где то, чего у нас нет, светит нам навстречу как какой-то реальный, действительный упрек. Можно было бы на это сказать: если это так, то человек в сверхчувственных мирах совершенно не свободен, потому что поставлена необходимость при встрече с внешним миром производить над собой такую работу, какую вызывает внешний мир. Наблюдения, произведенные в сверхчувственных мирах, показывают, однако, что одно существо чувствует упрек и начинает работать, продвигаясь к совершенству, другое же остается в прежнем состоянии, не желает подражать, противится тому, что ему противопоставляется в виде упрека. Это сопротивление вызывает, однако, в сверхчувственных мирах нечто совершенно иное, чем в чувственном мире. Если какое-либо существо фактически сопротивляется идти по этому пути, то оно отстраняется, отодвигается в совершенно иные миры, непривычные для него, в которых он не может всецело узнать себя, потому что ему не хватает для этого подходящих жизненных условий. Таким образом, он обрекает себя на своего рода разрушительный процесс, происходящий в нем самом. Итак, человек, безусловно, имеет возможность выбора между тем плодотворным, способствующим развитию, которое ему показывается, или, напротив, разрушительными силами. Он может или направить себя в соответствии с первыми, или, наоборот, — противоборствовать им. Однако взаимодействие морального и того, что происходит в сверхчувственном мире, безусловно имеет место. Другим примером того же является то обстоятельство, что наши понятия прекрасного и дурного, которыми мы с полным основанием пользуемся в чувственном мире, не встречают больше применения, лишь только мы восходим в сверхчувственные миры, и потому по многим причинам они не могут больше применяться так, как мы их употребляем в чувственном мире. Когда мы воспринимаем в сверхчувственных мирах, то, прежде всего, усматриваем значительное различие между существами, которых там встречаем. Благодаря интуитивному познанию, которое обнаруживается у нас в сверхчувственных мирах, мы можем относительно одной группы существ, которых видим перед собой, сказать так: «Существо, на которое ты смотришь, обладает волею проявлять наружу, в своем внешнем, все, что находится внутри его». Предположим, что у этого существа световое элементарное тело, что это существо относится к тем, которые не воплощаются в чувственном мире, а получают световое тело в высших мирах и т.п. Это световое тело может выражать то, чем оно является в своем внутреннем. Не так в чувственном мире, где люди могут скрывать свои чувства и ощущения и могут говорить: «То, что живет в моей душе, я могу скрыть; мои чувства — это мое». С другими существами в сверхчувственном мире дело обстоит иначе: на их внешнем образе отражается непосредственно то, что живет в их внутреннем. Первые же, наоборот, в своем внешнем сверхчувственном явлении не обнаруживают непосредственно своего внутреннего. По отношению к этим существам у ясновидящего возникает чувство как к чему-то отталкивающему, как к чему-то, от чего хотелось бы уйти, как к чему-то гнетущему, чему-то, могущему стать невыносимо противным. Можно, таким образом, различать двоякого рода существ: таких, которые полны желания показывать, открыто выявлять наружу свое внутреннее — если можно так выразиться, — и таких, которые вызывают мысль: то, что они показывают, представляет из себя нечто искаженное, потому что то, что внутри их, не выходит наружу, оно сокрыто. Когда в мире чувств один человек умеет быть скрытным, а у другого все тотчас же и на языке, то нельзя в такой же степени говорить, что они отличаются друг от друга по своей природе, как мы это делаем в сверхчувственных мирах. Они отличаются друг от друга лицом, внешностью, но не своей природой. В сверхчувственных мирах это два различных класса существ: одни существа, которые все открывают, что у них на душе, и другие, которые ничего не показывают. И вот, если в сверхчувственных мирах мы захотим пользоваться выражениями «прекрасно» и «дурно» приблизительно в том смысле, какой придаем этим выражениям в чувственном мире, то должны применять их к этим двум классам. Называя прекрасными те сущности, которые все показывают, ясновидящий испытывает по отношению к ним такое же чувство, как перед прекрасной картиной. И наоборот, как нечто весьма некрасивое (дурное) ощущаются те существа, которые своего внутреннего не выявляют во внешнем. Прекрасное и дурное связаны, если можно так выразиться, с основной природой этих существ. Какое это имеет следствие? Когда ясновидческое сознание входит в мир, в котором принуждено получать такие ощущения по отношению к прекрасному и дурному, то оно должно вообще весьма многое изменить во всем своем способе ощущений. Совершенно естественно, что ясновидящий находит прекрасной ту сущность, которая открыто показывает все, что находится в ее внутреннем. Однако тут же непосредственно навязчиво появляется у ясновидящего и такая мысль: чтобы эта сущность была прекрасной, она должна быть вместе и откровенна, и честна. Она прекрасна, потому что ничего не скрывает, потому что отражает на своем облике все, что имеет в себе. Когда вступаешь в сверхчувственные миры, то понятия «правдиво» и «прекрасно» представляют из себя одно и то же. Существо, не открывающее своего внутреннего, дурно, некрасиво. Это тотчас же ощущает ясновидческое сознание. Но оно ощущает и еще нечто иное. Не показывая того, что должно было бы показать это существо, которое видит ясновидящий, оно лжет. Дурное, некрасивое является вместе с тем лживым. Правдивое, откровенное, честное является вместе с тем прекрасным, а лживое — некрасивым. Таким образом, в сверхчувственном мире различие правдивого и прекрасного, с одной стороны, и дурного и лживого — с другой, утрачивает всякое значение. Таким образом, когда имеется ощущение, что какое-нибудь существо в сверхчувственном мире не откровенно, то необходимо говорить, что это существо надо назвать дурным (некрасивым). Из этого легко усмотреть, что когда попадаешь в более высокие миры, то понятия морального и эстетического вступают друг с другом в связь. То обстоятельство, что раздельные в физическом чувственном мире понятия сочетаются, сливаются при восхождении в сверхчувственные миры, является своеобразной особенностью восхождения в сверхчувственные миры. Когда хочешь пользоваться обозначениями чувственного мира для сверхчувственных существ, то необходимо поэтому приобрести иные способы ощущений. Почти всегда эти вещи приходится изображать более простыми, более приближенными к чувственному миру, к чувственному сознанию, чем это отвечает правильному изображению. Я только что указал, как связаны понятия «истинное, откровенное, прекрасное», с одной стороны, и «дурное, лживое» — с другой. К этому надо добавить еще нечто иное. Проникая в сверхчувственные миры, встречаешь там сущность, которая соответственно понятиям, приобретенным в чувственной жизни, может считаться прекрасной сущностью, может считаться даже великолепной, сияющей, роскошнейшей сущностью. И вот она перед нами. Не доказано однако еще, что она вместе с тем хорошая, добрая сущность; она может быть злой и вместе с тем являться нам в великолепнейшем ангельском образе. В соответствии с понятием, создавшемся в чувственном мире, сущность эту считают прекрасной. Да и можно ли было думать иначе? Ведь если бы образ этот явился в чувственном мире, то с полным основанием он мог бы считаться «прекрасным». Между тем, сущность эта может быть на самом деле самой скверной, какая только может быть. И, несмотря на это, она может быть названа прекрасной, если держаться понятия чувственного мира. А между тем это может быть совершенно злая сущность, которая таит в себе злобу и неправду и открыто проявляет их, является «дьяволом в образе ангела». В сверхчувственном мире это вполне возможно. Различными способами, о которых мы еще будем говорить, можно, однако, сделать так, что ясновидящему сознанию подоснова всего этого вскроется. Итак, мы имеем перед собой ангельский облик. И если мы достигли того, что можем продолжать думать при сверхчувственном созерцании, то можем сказать себе: ты не должен обманываться тем, что видишь перед собой ангела или вообще какой-нибудь блестящий образ: может быть, это — ангел, но, может быть, — это черт. Тут надо приступить к тому, что часто необходимо делать, когда восходишь в высшие миры — надо приступить к основательному самонаблюдению. Надо хорошенько обдумать, исследовать — много ли имеется в нас самомнения и эгоизма. При этом душа наша проникается большими огорчениями. Но горечь и страдания, которые при этом переносит душа, могут привести к тому, что на короткое время мы очищаемся, освобождаемся от самомнения и эгоизма. И если благодаря этому человек приходит к выводу, сколь мало он свободен от самомнения и сколь много ему необходимо стремиться, чтобы достигнуть этой свободы, тогда весь процесс, происходящий в душевных глубинах, озаряется ярким светом. И если при таком самосозерцании то, на что мы взираем, не пропадет (как это обычно происходит на первых же шагах), то при известных обстоятельствах ангел перестает быть ангелом и принимает весьма гадкие формы. А мы приходим к тому, что говорим себе: «Этой стоящей перед нами сущности мы дали возможность выявить свою злобу тем, что она обманно показала совершенно иной, не принадлежащий ей облик; тем, что мы прониклись чистыми чувствами, мы, однако, принудили ее показать свой истинный образ». Таким образом, душевный процесс заключает в себе в сверхчувственном мире нечто принудительное: он дает встречающимся в сверхчувственном мире существам возможность обманывать или, наоборот, принуждает их показывать свой истинный облик. В зависимости от того, как мы входим в сверхчувственный мир, какими качествами мы входим в него, так существа сверхчувственного мира и являются нам. Что касается «источника заблуждений», то с ним надо поступать совершенно иначе, чем это обычно происходит. Положим, например, что кто-либо проникает в сверхчувственный мир и описывает встретившиеся там прекрасные вещи. Если вы ему скажете, что он ошибается, то это будет неверно, потому что все это он видел. Он видел, однако, не то, что увидел бы, если бы сделал так, как я только что описал. Если бы он сделал так, то увидел бы истину. Поэтому надо сказать, что со стороны дьявола прекрасно, когда он является «дьяволом», и в то же время скверно с его стороны, когда он принимает образ ангела. Без таких понятий обойтись невозможно. Главным же образом при проникновении в сверхчувственные миры необходимо отучиться обозначать вещи при помощи тех представлений, которые приобретены в чувственном мире. Если бы человек сохранил представления, приобретенные в чувственном мире, то при виде являющегося ему там образа должен был бы сказать: «Это — прекрасный ангел», после же того сказал бы: «Это — гадкий черт». Стремясь к верной характеристике явлений, ясновидческое сознание не может так выражаться. Относительно гадкого черта оно должно, напротив, сказать: «Это — прекрасный черт», хотя по понятиям чувственного мира он насквозь гадкий. Достигается это, однако, не тем, что попросту переворачивают вверх ногами все приобретенные в чувственном мире понятия. Это был бы весьма удобный способ. Девакан можно было бы тогда легко описывать: прекрасным было бы все, что в чувственном мире гадко, гадким — все то, что в чувственном мире прекрасно, зеленым — все, что красно, белым — все, что черно, и т.п. Так делать, однако, нельзя. Новые понятия должны быть усвоены в результате переживания сверхчувственных миров. Они усваиваются так же, как усваивает их в чувственном мире подрастающее дитя: не путем теорий, а в результате переживаний приобретаются они и постепенно приходят к тому, что находят вполне естественным, говоря языком сверхчувственных миров, называть прекрасным черта, который является в образе черта. Такой способ ощущений приобрести необходимо, когда желаешь по-настоящему ориентироваться в сверхчувственных мирах, когда желаешь познавать их и вращаться в них. Вы можете теперь легко составить себе представление, что имеется в виду, когда упрощенным образом говорят: «С одной стороны мы имеем чувственный мир и с другой стороны — сверхчувственные миры; тут через соответствующую границу переходят из чувственного мира в сверхчувственные миры». Если войти туда со всем тем, что приобретено в чувственном бытии, если применять там представления, понятия, идеи, которые получены в чувственном мире, то все будет невпопад. Все будет видно вкривь и вкось. На границе все должно быть основательно выучено заново и, притом не только теоретически, но жизненно. Там вообще нельзя пользоваться представлениями, приобретенными в чувственном мире: их надо оставить на границе. Вы видите, таким образом, что на границе приходится оставлять весьма многое, с чем мы внутренне тесно связаны в мире чувственного бытия, и мне хотелось бы теперь описать вам это конкретно-наглядно, а не теоретически. Допустим, что кто-нибудь приобрел способность перешагнуть означенную границу из чувственного в сверхчувственный мир. На границе он спрашивает себя: «Что мне теперь оставить, если я хочу узнать сверхчувственный мир?» Если у него есть достаточная степень самосознания, то он может сказать себе так: «Я, собственно, должен оставить все, что пережил, выучил, приобрел в различных земных воплощениях, начиная от зачатков земного развития до теперешнего времени. Все это я должен здесь отложить в сторону, потому что в мире, в который я вступаю, все это не имеет смысла». Легко говорить подобные вещи, легко слушать их, легко выражать их в отвлеченных понятиях. Но ведь все эти переживания, чувствования, ощущения образуют целый внутренний мир; и надо сбросить все это, как сбрасывается платье, и только тогда войти в мир, в котором оно не имеет значения. И вот, если живо испытываешь это ощущение, тогда приобретаешь действительно живой опыт, не связанный с теориями; такой живой опыт мы имеем в чувственном мире, когда сталкиваемся с реальной личностью, знакомимся с нею, вступаем в отношения с ней, знакомимся не на основе созданных нами понятий, а живя с нею действительно общей жизнью. Так, на границе между чувственным бытием и духовным встречаешь не систему понятий, а реальность, которая только производит такое действие, как сверхчувственная реальность, но так конкретно, так жизненно, как человек. Это и есть Страж Порога. Он — перед нами; он — конкретная, реальная сущность. И когда с нею знакомишься, узнаешь ее как сущность, относящуюся к той категории, которая известным образом жила, начиная с зачатия земного развития, совместной жизнью, но не прошла вместе с другими через то, что переживается духовными существами.

Это та сущность, которая в драме-мистерии «Страж Порога» драматизируется следующими словами:

«Знакомо тебе, который этого царства порог должен охранять с начала земного развития, то, что необходимо, чтобы войти в него существам, которые принадлежат твоему времени и твоей породе».

Вот это «твоему времени и твоей породе» и является тем, что вытекает из существа дела. Иные времена и иной склад имеют люди; иному складу и иным временам принадлежат существа, которые шли отдельно от путей человечества с начала развития Земли. Тут мы сталкиваемся с сущностью, относительно которой говорим себе: «Передо мною сущность, которая испытывает и переживает весьма многое в мире, однако тем, что на Земле переживается как любовь, страдания и мука, она не интересуется; не интересуется она также и тем, что переживается на Земле как ошибки и аморальность. Она не знает и ничего не желает знать, что происходило в человеческом существе до сих пор». Христианское предание выражает это следующими словами: «Перед тайной человеческого становления эти сущности скрывали свое лицо». Целый мир заключается в различии между этими сущностями и человеческими существами. Тут наступает ощущение, которое получается непосредственно так же, как мы непосредственно ощущаем, что у человека — белокурые волосы. Ощущение это такого рода: «Благодаря тому, что ты прошел через культуры Земли, у тебя по необходимости появились несовершенства; тебе необходимо поэтому возвратиться снова к первоначальному состоянию, снова найти на Земле путь, и эта сущность может тебе это показать, потому что она не приняла твоих ошибок». После этого стоящая перед нами сущность становится как бы настоящим упреком, громадным, грандиозным упреком. Упрек этот побуждает нас стать тем, чем мы не являемся. Все это стоящая перед нами сущность показывает нам живейшим образом, и мы чувствуем, что в этой сущности нас наполняет знание того, чем мы являемся и чем мы не являемся. Сущность эта принадлежит к классу архангелов. Встреча с ним является совершенно реальной, и у человека тотчас возникает перед глазами картина того, чем он стал в качестве земного человека, жившего в чувственном мире. Вместе с тем это является самосознанием в истинном широком смысле слова: человек видит самого себя, каков он есть и каким он должен будет быть.

Для такого созерцания у человека, однако, не всегда имеются необходимые свойства. Сегодня я говорил только о мире понятий и представлений, которые должны быть оставлены. Многое другое должно быть, кроме того, оставлено. Прежде чем дойдешь до Стража Порога, должно быть, собственно, сброшено все, что нам известно в себе. Чтобы это, однако, сделать, необходимо иметь еще нечто. И в этом-то все и заключается.

Необходимость оставить все на границе вызывает внутреннее переживание, для которого надо иметь достаточно силы. Подготовка ясновидения и доведения его до этой степени развития должна состоять, при правильной тренировке (при правильной тренировке нельзя говорить об опасностях, потому что правильная тренировка устраняет опасности), в том, что человек приучается выносить то, что при обычных условиях было бы жутко. Подготовка должна дать человеку выдержанность, потому что она является основной силой для всех дальнейших переживаний. В обыденной жизни человек не в силах вынести всего того, что ему приходится вынести, когда он стоит перед Стражем Порога, потому что со Стражем Порога связано нечто в высшей степени необычайное, что может быть верно понято только при оценке его с точки зрения сверхчувственного мира.

Человек таков, что в нем всегда происходит деятельная работа сверхчувственного мира, только он ничего не знает об этом. Когда мы думаем, ощущаем, волим, то наряду с этим протекает работа астрального тела и поддерживается связь с астральным миром. Человеку ничего, однако, об этом не известно, потому что если бы он знал, что такое его тело, то не мог бы этого вынести — он был бы ошеломлен. Поэтому если человек встречает эту сущность, не будучи в достаточной степени подготовлен, то она скрывает от него все это и сама скрывается от его взора. Она задергивает занавес перед сверхчувственным миром. Она должна это делать для защиты человека, потому что, находясь в чувственном мире, человек не мог бы вынести этого вида.

Тут мы, таким образом, видим в качестве непосредственного природного порядка такое понятие, какое в чувственном бытии можно было бы оценивать только с нравственной точки зрения. Защита человека от созерцания сверхчувственного мира, сохранение его в том состоянии, в котором он находится, прежде чем подготовлен в достаточной степени к сверхчувственному миру, является функцией Стража Порога.

Мы попробовали, таким образом, дать некоторые представления, которые могли бы нас подвести ближе к понятию о Страже Порога. Такие представления, понятия, идеи и переживания я пытался представить в одной маленькой книжке, которая будет предложена вашему вниманию в ближайшие дни; наряду с лекциями она может быть вам весьма полезной. Она распадается на 8 медитаций, и если читатель проделает их, то получит нечто весьма существенное для своей духовной жизни.

Я пытался характеризовать некоторые представления, которые могут нас привести к Стражу Порога. Исходя из них, мы ознакомимся с некоторыми точками зрения, чтобы затем еще глубже проникнуть в понимание Сущности Христа и христианского посвящения.