Когда некоторое время тому назад мы собирались здесь, мы занимались разбором глубочайших основ Христова течения с точки зрения Евангелия от Иоанна. И тогда перед нашим духовным взором выступили могучие образы и идеи, которые может обрести человек, углубляясь в эту единственную в своем роде весть человечества. Нам пришлось говорить о том, как выявляются глубочайшие истины христианства, когда в своих рассмотрениях исходят из этой вести. И сегодня кто из тогдашних слушателей может себя спросить: «Возможно ли, чтобы с точки зрения, которую нужно обозначить как глубочайшую и которую можно найти с помощью Евангелия от Иоанна, можно было бы расширить и углубить путем исследования других Христовых благовестии, например, трех других Евангелий?» Тот, кто любит теоретическое удобство, может опросить: «Возможно ли вообще, после того, как мы знаем, что из Евангелия от Иоанна для нас выяснились величайшие глубины Христианских истин, необходимо ли еще разбираться в сущности Христианства, исходя из других Евангелий, в частности, — как это легко можно бы подумать — исходя из точки зрения менее глубокого Евангелия от Луки?»

Тот, кто полагал бы, что подобным вопросом он высказал нечто важное, тот весьма бы ошибся. Верно не только то, что Христианство неизмеримо в своем существе и что его можно освещать с различных точек зрения, но также верно и другое: хотя Евангелие от Иоанна и является бесконечно глубоким благовестием, но, исследуя Евангелие от Луки, например, можно изучить такие вещи, которые нельзя изучить с помощью Евангелия от Иоанна. То, что мы привыкли в цикле о Евангелии от Иоанна называть глубокими идеями Христианства, оно, конечно, еще не Христианство в его полной глубине; но в эти глубины христианства можно проникнуть и с другой исходной точки зрения. И эта другая исходная точка зрения будет найдена тем, что теперь в центре наших исследований мы поставили Евангелие от Луки с духоведческой точки зрения.

При исследовании Евангелия от Иоанна перед нами из каждой строки выступают благовестия. Евангелия для теософа раскрываются как благовестия, написанные людьми, глубоко прозревавшими в сущность жизни и бытия — как посвященные, как ясновидящие. Вообще говоря, мы можем употреблять выражения «посвященный» и «ясновидящий» как равнозначные. Но если мы хотим проникнуть в глубочайшие слои духовной жизни, мы должны различать их, как три категории людей, нашедших дорогу в сверхчувственные области бытия. В известном отношении между посвященными и ясновидящими есть разница, хотя посвященный есть в то же время и ясновидящий, а ясновидящий есть посвященный, но до известной лишь степени. Есть три ступени, выводящие за уровень обычного восприятия.

То познание, которое свойственно человеку, прежде всего является таким, которое взирает на мир через чувства, а не через рассудок, и другие душевные силы усваивают виденное; над этим лежат три другие ступени познания мира: имагинативная, инспиративная и интуитивная. Имагинативным познанием обладает тот, перед духовным оком которого раскинулось все сокрытое за чувственным миром в образах, в мощной мировой картине образов, которые, конечно, не имеют ничего общего с тем, что именуют «образами» в обычной жизни. Помимо той разницы, что для образов имагинативного познания нет законов трехмерного пространства, есть и другие особенности, которые не так легко сравнить с чем-нибудь в обычном чувственном мире.

Имагинативный мир образован так, что мы получим о нем представление, если помыслим: перед нами растение, и мы в состоянии все то, что для чувственного глаза воспринимается как «красота», извлечь из растения так, чтобы оно свободно от формы витало в воздухе. Если бы мы лишь извлекли из этого растения находящуюся в нем краску, чтобы она свободно витала перед нами, то мы имели бы перед собой лишь мертвый красочный облик. Для ясновидящего этот красочный облик не остается мертвым, но когда он извлекает из вещей то, что в них есть как окраска, то благодаря подготовлениям, которыми он пользовался, этот красочный образ (подобно тому, как в чувственном мире он был веществом растения) становится духовно оживленным и перед человеком уже не мертвый красочный облик, а свободно витающий красочный свет, многообразнейшим образом переливающийся и сверкающий, внутренне оживленный, так что каждый цвет является выражением особенности духовно-душевного существа, не воспринимаемого в физическом мире; это значит, что для ясновидящего цвет в чувственном растении становится выражением духовно-душевного существа. Теперь представьте себе такой мир, наполненный разнообразным образом отраженными красочными обликами, которые вечно изменяются и образуются, но не так, чтобы взор был ограничен красочным, как при картине с искрящимися красными рефлексами, но помыслите себе это как выражение духовно-душевных существ, так что вы скажете: «Когда здесь вспыхивает зеленый красочный образ, то для меня это является выражением некоего страстного существа». Представьте себе, что вы в море переливающихся красок или переливающихся звуковых ощущений, ощущений обоняния или вкуса, — все это суть выражения духовно-душевных существ, — и тогда вы будете иметь то, что называют имагинативным миром. Это не то, что в обычной речи называется «имагинацией», то есть воображением, это — реальный мир. Это иной род восприятия, чем чувственное. Внутри этого имагинативного мира для человека выступает все то, что скрыто за чувственным миром и чего он не воспринимает своими «чувственными» чувствами, так, например, эфирное и астральное тела человека. Ясновидящий, познающий мир благодаря имагинативному познанию, познает высшие существа и по их внешней стороне, подобно тому, как, идя по улице, познает проходящих людей по их внешней, чувственной стороне. Если вы поговорите с этими людьми, вы узнаете их ближе, и тогда тем, что люди говорят, они выражают еще нечто другое, помимо того, что вы видите, когда встречаете их на улице. По виду проходящего мимо вас человека вы не можете это знать, вы узнаете больше, поговорив с ним. В первом случае он возвещает вам лишь то, что вы можете видеть без его участия — свою внешнюю сторону, во втором — он сам высказывается для вас. Также и с существами сверхчувственного мира. Ясновидящий, путем имагинативных познаний познающий существа сверхчувственного мира, познает лишь духовно-душевную сторону. Но, когда он от имагинативного познания поднимается к инспиративному, он слышит их высказывающими самих себя. И это действительно правильное общение с этими существами.

Они из своей собственной сущности сообщают ему, что они такое и кто они такие. Поэтому инспирация есть более высокая ступень познания, и о существах духовно-душевного мира узнают больше из инспирации, чем только из имагинации. А еще более высокая ступень познания — это интуиция. Она является познанием, когда не только можно духовно прислушиваться к тому, что возвещают из себя существа, но когда можно с ними соединиться, погрузиться в их подлинную сущность. Эта высокая ступень познания требует, чтобы человек достиг бы такого раскрытия в себе любви ко всем существам, что не делает различия между собой и другими существами в духовном окружении, когда он излил свое существо во все духовное окружение, когда он поистине уже не находится вне существ, обращающихся с ним духовно, но когда он находится в этих существах, пребывает в них. А так как это может быть лишь по отношению к духовно-божественному миру, выражение «интуиции», то есть «пребывание в Боге», является совершенно правильным.

Есть, конечно, возможность достигнуть этих трех ступеней сверхчувственного познания. Но возможно также, например, в какой-нибудь инкарнации достичь лишь ступени имагинации; тогда для данного ясновидящего останутся скрытые те области духовного мира, которые достигаются инспирацией и интуицией. Такой человек является «ясновидящим». В наше время вообще не принято сразу вводить людей на высшие ступени сверхчувственного познания, пока они еще не прошли ступени имагинации; так что для современных отношений едва ли возможно, что кто-то, так сказать, «пропустит» ступень имагинации и сразу будет введен на ступени инспирации или интуиции. Но то, что теперь никоим образом не было бы правильным, это могло происходить в древние времена развития человечества, и это происходило. Были такие времена в развитии человечества, когда между различными индивидуальностями были поделены, с одной стороны, имагинация, с другой — инспирация и интуиция.

Были, например, места мистерий, где пребывали такие люди, духовные очи которых были открыты так, что они были ясновидящими для области имагинации, что им был доступен символический мир образов. Благодаря тому, что эти люди на данную инкарнацию отказались от достижения инспирации и интуиции, они делали себя способными точно и отчетливо видеть в мире имагинативно, они для этого особым образом тренировали себя. Но одно было им для этого необходимо. Тот, кто хочет видеть только в имагинативном мире и отказывается проникнуть в мир инспирации и интуиции, тот некоторым образом живет в мире неустойчивости.

Этот мир текуче-имагинативного безбрежен, и люди в нем оказываются предоставлены самим себе, плавают своей душой туда-сюда, не зная точно ни цели, ни направления. Поэтому в те времена у народов, в которых некоторые люди отказались от высших ступеней познания, была необходимость, чтобы ясновидящие, имагинативные люди вполне отдавались своим руководителям, примыкали бы к тем, у кого была открыта духовная возможность видения инспирации и интуиции, ибо лишь они дают устойчивость в духовном мире, так что точно знают: «Здесь, и именно здесь, проходит дорога! Здесь цель!» А тот, кому не достает инспиративного познания, не может сказать себе этого, а в таком случае нужно довериться сведущему водительству такого человека, который может это знать.

Поэтому часто справедливо подчеркивалось, что тот, кто поднимается к имагинативному познанию, должен внутренне лепиться к Учителю, который даст ему направление и цель. С другой стороны, было опять-таки полезно в древности (теперь этого не делается) некоторых людей заставлять известным образом перескакивать через имагинативные познания и приводить их сразу к инспирации или, где возможно, — к интуиции. Такие люди отказывались от того, чтобы видеть вокруг себя имагинативные образы духовного мира, они отдавались лишь тем впечатлениям из духовного мира, которые суть излияния внутреннего духовного существа, ушами духа они слышали то, что говорили существа духовного мира. Это подобно тому, как если бы между вами и другим человеком была стена, и самого человека вы бы не видели, но вы слышали бы его говорящим за стеной.

Эта возможность существовала, конечно, потому что люди отказывались от видения в духовном мире, дабы благодаря этому быстрее быть приведенными к духовному слушанию высказываний духовных существ. Безразлично, видит ли кто-либо образы имагинативного мира или нет, если он в состоянии воспринимать ушами духа то, что возвещают о самих себе существа сверхчувственного мира, если он может это, то мы говорим о таком человеке, что он одарен «внутренним словом» в противоположность «внешнему слову», которому люди учатся в физическом мире. Итак, были люди, которые, не видя имагинативного мира, обладали «внутренним словом», воспринимали речи духовных существ и могли их сообщать. В развитии человечества было известное время, когда в мистериях действовали совместно оба эти рода сверхчувственных опытов познания.

И так как каждый из них отрекался от способа видения другого, то, что ему было доступно, он мог образовать точнее и отчетливее, а при наличии этого получалось чудесное взаимодействие внутри мистерий древнего времени. Были имагинативные ясновидящие, тренировавшие себя для видения мира имагинативных образов. И были такие, которые перешагнули мир имагинативного и тренировали себя для восприятия в свои души внутреннего слова, того, что постигается инспирацией.

Один мог сообщить другому то, что он испытал благодаря своей особой тренировке. Но это было возможно в те времена, когда к человеку была совершенно другая степень доверия, которое теперь просто прекратились благодаря развитию нашего времени. Теперь один человек не «верит» другому так сильно, чтобы только слушать то, что другой описывает от образов имагинативного мира, прибавляя к этому то, что он сам знает из инспирации, с твердой верой в то, что описания другого правильны. Ныне каждый человек хочет видеть сам, и для нашего времени это правомерно. Мало людей довольствовались бы теперь односторонним образованием имагинаций, как это случалось в известные времена. Поэтому для современного человека также необходимо, чтобы он был постепенно проведен через три ступени высшего познания, не пропуская ни одной. На всех степенях сверхчувственного познания мы воспринимаем великие тайны, примыкающие к событию Христа; имагинативное, инспиративное и интуитивное познания могут сказать о нем бесконечно много.

Если, исходя из этой точки зрения, мы обратим взор на четыре Евангелия, то мы скажем, что Евангелие от Иоанна написано с точки зрения такого посвященного, который стоял внутри тайного мира, вплоть до интуиции, и описывал события Христа из интуитивного ведения духовного мира. Но мы увидим, что все то, что особенно ясно выражено в Евангелии от Иоанна, сказано с точки зрения инспирации и интуиции, а все, что дается в образах имагинации, наоборот, неотчетливо и блекло. Так что автора Евангелия от Иоанна мы должны назвать вестником всего того события Христа, что открывается тому, кто обладает внутренним словом, вплоть до интуиции. Автор Евангелия от Иоанна поэтому в главнейшем говорит так, что характеризует нам тайны царства Христова как обусловленные внутренним словом или Логосом.

В основе Евангелия от Иоанна лежат инспиративно-интуитивные познания. Иначе с тремя другими Евангелиями. И никто из других авторов Евангелий не выразил так ясно того, что он, собственно, имеет сказать, как автор Евангелия от Луки. Ему предшествует удивительное короткое вступление, которое говорит о том, что многие люди до этого Евангелиста делали то же самое: собирали, передавали различные рассказы о событиях в Палестине, и чтобы сделать точнее и лучше, Евангелист берется теперь передать то, — и теперь следует полное значения выражение, — что сообщали те, которые сначала «были очевидцами и служителями Слова». Лучше сказать, не «очевидцами», а «самовидцами». В духе Евангелия от Луки «самовидцы» — это те, которые обладают имагинативным познанием, могут проникать в мир образов и там воспринимать события Христа, которые тренировали себя на видении таких имагинаций, видели точно и отчетливо. Именно такие сообщения автор Евангелия от Луки клал в основу своего повествования.

И они в то же время были «слугами Слова». Значительное выражение — он не говорит «обладателями слова» (ибо это были бы люди, имеющие полное инспиративное познание), а «слуги Слова», то есть те, которые не в той мере обладали сообщениями инспиративного мира, как они через свое самовидение обладали имагинациями. Им, слугам, сообщалось то, что воспринимал инспирированный, они могли это возвещать, ибо им это сказали их инспирированные Учителя. Они — слуги, а не обладатели Слова. Итак, Евангелие от Луки восходит к сообщениям тех, которые суть самовидцы, самоиспытатели в имагинативных мирах, которые выучились выражать то, что они там увидели, средствами, которыми обладает инспирированный человек, которые таким образом сделали себя слугами Слова. Здесь мы имеем пример того, как точно выражаются Евангелия и как мы должны понимать слова совсем буквально. В таких благословениях, опирающихся на основу духотворения, все точно и определенно, и современный человек часто не имеет никакого представления о той точности и определенности, с которой выбираются слова в подобных источниках.

На этот раз, как и всегда, когда мы приступаем к подобным исследованиям, мы должны вспомнить, что Евангелия не являются источниками познания для теософии. Только вследствие того, что что-то написано в Евангелиях, оно еще не становится истиной для того, кто строго стоит на почве духоведения. Духоиспытатель черпает не из писаных источников, а из того, что предлагает в его время само духоведческое исследование. То, что имеют сказать в наше время ясновидящему и посвященному существа духовного мира — это источники духоведения. И в известном отношении эти источники в наше время те же, что и в те времена, которые я вам только что обрисовал. Поэтому и теперь ясновидящими можно назвать тех, которые имеют доступ в имагинативный мир, а посвященными — тех, которые могут подниматься до инспирации и интуиции. Так что для наших времен выражение «ясновидящий» не совпадает с выражением «посвященный».

Все, что мы находим в Евангелии от Иоанна, может покоиться лишь на исследовании посвященного. Все, что мы встречаем в других Евангелиях, может покоиться на сообщениях ясновидящих. Если мы строго установим современную разницу, то Евангелие от Иоанна опирается на посвящение, остальные же три, в особенности Евангелие от Луки, даже по признанию самого автора, — на ясновидение. И так как оно особенно покоится на ясновидении, так как там собрано все, что мог видеть наиболее тренированный ясновидящий, то оно дает нам и точную картину того, что могло быть дано нам Евангелием от Иоанна, лишь в блеклых образах.

Представьте себе человека, посвященного так, что для него был бы открыт мир инспирации и интуиции, но не столь ясновидящего, чтобы он мог познавать имагинативный мир; такой человек встречается с другим, который может быть вовсе и не посвящен, но перед которым благодаря каким-нибудь обстоятельствам открыт имагинативный мир так, что он может обозревать все поле имагинативно. Такой человек мог бы много сообщить первому из того, что он видит и чего первый не видит, но может объяснить из инспирации. Люди, ясновидящие без посвящения, теперь весьма многочисленны, обратное вряд ли возможно, что какой-нибудь посвященный, хотя и обладает даром ясновидения, но в силу каких-либо причин, в отдельном случае не может прийти к видению имагинативного, тогда ему многое, для него еще не известное, мог бы рассказать ясновидящий.

Духоведение опирается на источники посвященных, так что ни Евангелие от Иоанна, ни другие Евангелия не являются источниками его познания. То, что и теперь может быть исследовано без исторического свидетельства, есть источник для теософского познания. А затем уж мы переходим к свидетельствам и пытаемся сравнить с ними то, что теперь может найти духовное исследование. И то, что оно теперь может найти безо всякого документа о Событии Христа, оно может найти ежечасно. Это мы находим снова во всем величии в Евангелии от Иоанна, и это столь ценный документ потому, что он показывает нам, что тогда, когда он был написан, был некто, написавший его так, как его и теперь мог бы написать тот, кто посвящен в духовный мир. Те же голоса, которые можно воспринять теперь, доходят к нам из глубин столетий; то же самое и с другими Евангелиями, и с Евангелием от Луки. Не образы, рисуемые нам автором Евангелия от Луки являются для нас источниками познания высших миров, а то, что дает нам подъем в самый сверхчувственный мир. И когда мы говорим о Событии Христа, то источником для нас является также та великая картина образов и имагинаций, которые нас окружают, когда мы обращаем взор на происшедшее в начале нашей эры. И то, что является нам самим, можно сравнить с образами и имагинациями, описываемыми нам в Евангелии от Луки.

Поистине, для духовного исследования, направленного на события прошлого, есть лишь один источник — и он не во внешних документах. Ни камни, вырываемые нами из земли, ни документы из архивов, ни то, что написали историки, будь то инспирация или нет, — все это не источники для духоведения. Наш источник — это то, что мы можем прочесть в непреходящей Хронике — в Акаша-Хронике. Это дает нам возможность без внешних документов познать то, что произошло. Так, современный человек может выбрать два пути, чтобы получить весть о прошлом. Он может взять исторические свидетельства, если он хочет узнать что-нибудь о внешних событиях, или религиозные свидетельства, если он хочет узнать что-нибудь о духовных отношениях. Или он может спросить: «Что смогут сказать те, которые сами для своего духовного ока раскрыли Акаша-Хронику, в которой непреходящими письменами обозначено все, что когда-либо произошло в развитии Вселенной, Земли и человека». Человек, поднявшийся в сверхчувственные миры, постепенно учится читать эту Хронику. Это необыкновенное письмо. Представьте, что перед Вашим духовным оком возникает ход событий так, как они протекли; представьте, что перед вашими глазами как в туманном образе возникает Цезарь Август со всеми его деяниями; все, что тогда случилось, является перед вашим духовным оком. Так является оно перед духоиспытателем, и ежечасно он может познать новое. Ему не надо внешних свидетельств. Ему надо лишь обратить взор на определенную точку становления мира или человечества, и перед его глазами в духовном образе встанут происшедшие события. Так может духовный взор проникать в прошлое, и то, что он там видит, остается как результат духовного исследования.

Что же произошло в те времена, с которых начинается наша эра? Это будет увидено духовным взором и может быть сравнено с тем, что нам говорит, например, Евангелие от Луки. И духоиспытатель познает, что тогда жили такие духовидцы, которые видели то, что было прошлым; и мы можем сравнить, как то, что они могут сообщить нам как свое настоящее, относится к тому, что может увидеть взор, обращенный на Акаша-Хронику того времени. Надо прибавить, что это чтение в Акаша-Хронике не так легко, как видение событий в физическом мире. Вот пример трудности при этом чтении: из элементарной философии мы знаем, что человек состоит из физического, эфирного и астрального тел и “Я”. Трудности начинаются с того момента, когда человека рассматривают уже не только на физическом плане, а перед этим поднявшимся в духовный мир. Имея перед собой человека физически, вы имеете перед собой единство его физического, эфирного, астрального тел и “Я”; это во время рассматривания человека в его дневном бодрствовании. Когда же для его наблюдения приходится подниматься в высшие миры, в этот момент начинаются и трудности. Когда мы, например, ночью, желая видеть всего человека, должны подняться в мир имагинативного, если мы хотим видеть астральное тело, которое вне физического, то мы имеем существо человека разделенным на два отдельных друг от друга члена. То, что я сейчас описал, хотя и случается редко, ибо наблюдение человека до известной степени еще легко, но из этого вы можете представить себе, в чем трудность.

Представьте себе, что кто-нибудь входит в помещение, где спит некоторое количество людей. Если он ясновидящий, он видит лежащие в постели физическое и эфирное тела, а восходя ясновидчески, он видит астральные тела. Но астральный мир есть мир взаимопроникновения. В нем астральные тела проходят друг сквозь друга. И хотя с опытным ясновидящим это не легко случается, но все же может случиться, что глядя на кучу спящих людей, он может перепутать, какое астральное тело принадлежит какому физическому. Это случается не часто, потому что это видение до известной степени принадлежит к низшим ступеням, и человек, приходящий к нему, хорошо подготовлен, знает, как нужно различать в данном случае. Но если в высших мирах наблюдать не человека, а другие духовные существа, то эти трудности становятся уже большими. Да, они велики уже и для человека, если его рассматривать не как современного человека, а во всем его существе, как он проходит через инкарнации, когда вы спрашиваете себя: «Где было его “Я” в предшествующей инкарнации?» К его предшествующим инкарнациям вы должны прийти через Деваканический мир. Вы должны быть в состоянии твердо установить, какое “Я” всегда принадлежало к прежним инкарнациям данного человека, сложным образом удерживать непреходящее “Я” и различные его ступени здесь, на Земле. Тут уже легко возможна ошибка, легко впасть в заблуждение, ища пребывания “Я” в прежних телах. Восходя в высшие миры, не так-то легко удержать все, принадлежащее человеку, и то, что принадлежит личности, связать с тем, что обозначено в Хронике Акаши как его прежние инкарнации. Представьте себе, что перед ясновидящим или посвященным стоит человек, например, Ганс Мюллер, и он спрашивает себя: «Каковы физические предки этого Г. Мюллера?» Предположим, что все внешние физические документы потеряны, нужно положиться лишь на Хронику Акаши, из нее он должен установить предков, дабы посмотреть, как развивалась линия происхождения физического тела. Затем может возникнуть вопрос: «Какими были прежние инкарнации этого человека?» Тогда он должен идти совсем другим путем, чем когда он шел к физическим предкам человека. Ему, может быть, придется проследить назад много времени, если он хочет идти к прежним воплощениям этого “Я”. Вы уже имеете два течения: ни физическое тело, находящееся перед нами, не является вовсе новым созданием, ибо оно происходит по физической линии наследства предков, ни “Я” не есть совсем новое создание, ибо оно слагается из прежних воплощений. Но то, что имеет значение для физического тела и для “Я”, то имеет значение и для промежуточных членов — эфирного и астрального тел. Эфирное тело тоже не является совершенно новым созданием, но оно может пройти известный путь через различные формы. Эфирное тело Заратустры снова появилось в эфирном теле Моисея; это то же самое эфирное тело. И если теперь изучать только физических предков Моисея, то получишь одну линию, если же изучать предков эфирного тела Моисея, то получишь другую линию: придешь к эфирному телу Заратустры и другим эфирным телам. Также, как для физического тела нужно исследовать совершенно другие течения, чем для эфирного тела, также и для астрального тела от каждого члена человеческой природы можно прийти к различнейшим течениям. Эфирное тело есть эфирное перевоплощение эфирного тела, которое было в совершенно другой индивидуальности, вовсе не в той же самой, в которой было раньше воплощено “Я”. То же можно сказать и об астральном теле. Когда мы поднимаемся в высшие миры, чтобы изучить человека в его прежних членах, то там отдельные течения не перемешиваются друг с другом. Одно ведет по одному направлению, другое — по другому, и мы приходим к весьма сложным процессам в духовном мире. Если кто-нибудь хочет понять человека с точки зрения духовного исследования, то он вовсе не должен его описывать как потомка его предков — только так, что его эфирное тело унаследовало от того или другого существа, но он должен вполне описать, как прошли свой путь все эти четыре члена, пока они не сомкнулись теперь в данном человека. Это нельзя сделать сразу. Можно, например, проследить путь, совершенный эфирным телом, и придти к важным заключениям.

А другой человек может проследить путь астрального тела. Один может придать больше значения эфирному телу, другой — астральному, сообразно с этим составить свои описания. Для того, кто не принимает во внимание всего, что говорят ясновидящие о существе, для того совершенно все равно, говорит ли один одно, а другой — другое; ему будет казаться, что всегда описывается то же самое. Для него тот, кто описывает физическую личность, будет говорить то же самое, что и тот, кто описывает эфирное тело; он всегда будет думать, что описывается личность Г. Мюллера. Все это даст вам понятие обо всей сложности отношений, встречающих нас, когда мы с точки зрения исследования ясновидящего посвященного хотим описать сущность какого-либо явления мира, будь то человек или иное существо. Лишь самое обширное, идущее во все стороны исследование в Хронике Акаши, может выявить перед нашим духовным взором какое-нибудь существо.

То существо, которое стоит перед нами так же и в том духе, как оно описано в Евангелия от Иоанна, которое стоит перед нами со своим личным “Я” — безразлично, до или после Иоаннова Крещения, — говорили ли мы о нем как об Иисусе Назорее до крещения или как о Христе после Иоаннова Крещения, Оно стоит перед нами со своим “Я”, астральным, эфирным и физическим телами.

Описать его, вполне опираясь на Хронику Акаши, мы можем только, проследив пути, которыми в развитии человечества прошли эти четыре члена тогдашнего существа Христа Иисуса. Лишь тогда мы можем его правильно понять. Здесь необходимо полнейшее понимание сообщений о Христовом Событии с точки зрения современного духовного исследования, когда необходимо пролить свет и на то, что кажется нам противоречивым в четырех Евангелиях.

Современное, чисто материалистическое исследование не может видеть высокой ценности истины Евангелия от Иоанна, ибо оно не может понять того, что высокий посвященный видит иначе, глубже, чем другие. Для трех других, синоптических Евангелий, те, которым не подходит Евангелие от Иоанна, пытаются создать род созвучия между ними. Создать созвучие будет весьма трудно, если в основании лежат лишь внешние, материальные события. Ибо рассмотрение жизни Иисуса из Назарета до крещения Иоанном описано двумя Евангелистами: автором Евангелия от Матфея и автором Евангелия от Луки. Для материалистического способа исследования здесь есть различия, ни в чем не уступающие тем, которые существуют между Евангелием от Иоанна и тремя другими. Автор Евангелия от Матфея говорит, что рождение Создателя Христианства было предвозвещено, что это рождение происходит, что волхвы, увидавшие звезду, приходят с Востока, что звезда вела их до места, где родился Спаситель, что это привлекло внимание Ирода и что, чтобы избежать избиения вифлеемских младенцев, совершенное по приказанию Ирода, родители Спасителя бегут в Египет. Когда Ирод умирает, Иосифу — отцу Иисуса — открывается, что он может вернуться; он возвращается, но из страха перед наследником Ирода не в Вифлеем, а идет в Назарет.

Сегодня я хочу обратить внимание на то, что, сравнив Евангелие от Луки и от Матфея, мы найдем совершенно различное предвозвещение Иисуса из Назарета: один раз — Иосифу, другой раз — Марии. Из Евангелия от Луки видно, что родители Иисуса из Назарета всегда жили в Назарете и лишь случайно пошли в Вифлеем для переписи. Пока они были там, родился Иисус. Затем, через 8 дней, следует обрезание, — ничего не говорится о бегстве в Египет, — а через немного времени ребенок приносится во храм; как видно, была принесена жертва, и затем родители с младенцем возвращаются в Назарет и там живут. Затем нам рассказывается замечательное событие: как двенадцатилетний Иисус, при посещении его родителями Иерусалима, остался во храме, как они его искали и нашли в храме среди тех, кто излагал Писания, как он выступил перед ними как знаток Писания, каким он был разумным и мудрым в кругу книжников. Затем говорится, что они снова взяли отрока домой, как он возрастал, и более мы не слышим ничего особенного вплоть до Крещения Иоанном.

Мы имеем две истории Иисуса из Назарета до принятия им Христа. Тот, кто хочет их соединить, тот должен прежде всего спросить себя, как он соединит рассказ о том, что сразу после рождения Иисуса родители принуждены были бежать с ним в Египет и затем снова вернулись, как он соединит это, следуя обычному материалистичному пониманию, с принесением младенца во храм, согласно Луке?

То, что для физического понимания кажется полным противоречием, является для нас правильным и верным в свете духовного исследования. Верно и то, и другое, хотя в физическом мире оно является кажущимся противоречием. Именно три синоптических Евангелия должны были бы пробудить людей к духовному пониманию такого становления человечества. Люди должны увидеть, что ничего не достигается тем, когда в таких памятниках опускают кажущееся противоречие или говорят о «вымысле», когда не справляются с реальностями.

Евангелие от Иоанна не давало повода говорить подробно о событиях до Иоаннова Крещения, о проникновении Сущности Христа в три тела Иисуса Назорея. И многие важные загадки Сущности Христовой разрешатся для нас именно сейчас, потому что на этот раз мы услышим исследование из Хроники Акаши, того, каким было существо Иисуса Назорея, пока Христос не принял три его тела.

Завтра мы начнем с исследования по Хронике Акаши существа и жизни Иисуса Назорея, а затем спросим себя, как относится то, что мы узнаем из этого источника, к тому, что описано нам в Евангелии от Луки, как исходящее от тех, которые тогда были самовидцами или служителями Слова.