Сайт «Антропософия в России»


 Навигация
- Главная страница
- Новости
- Антропософия
- Каталог файлов
- Поиск по сайту
- Наши опросы
- Антропософский форум

 Антропософия
GA > Сочинения
GA > Доклады
Журнал «Антропософия в современном мире»
Конференции Антропософского общества в России
Общая Антропософия
Подиум Центра имени Владимира Соловьёва
Копирайты

 Каталог файлов
■ GA > Сочинения
■ GА > Доклады

 Поиск по сайту


 Антропософия
Начало раздела > GA > Доклады > Евангелие от Луки

Шестая лекция (Базель, 20 сентября 1909 года).


Постепенно мы все легче будем уяснять себе отдельные части Евангелия от Луки, если мы ясно представим себе рассматриваемые нами сущности, если точнее узнаем, с кем именно мы в данном случае имеем дело. Поэтому мы не должны досадовать на обилие всевозможных предисловий. Прежде всего мы должны научиться познавать великий образ, стоящий в центре Евангелий, и всю сложность Его существа, а также нечто другое, без чего мы никогда не смогли бы охватить того, что явлено нам во всей простоте в Евангелии от Луки.

Мы должны вспомнить о великом значении того единственного в своем роде существа — Будды, — которое в 5 веке до нашей эры поднялось со ступени Бодисатвы до Будды. Содержание учения Будды должно было стать собственностью Человечества. Оглядываясь на древние времена до появления Будды, мы можем сказать, принимая во внимание все эпохи развития Человечества: в то время на всей нашей Земле не было человека, который мог бы в себе самом найти учение любви и сострадания, заключенное в «восьмичленном пути». Человеческое развитие еще не достигло столь высокой ступени, чтобы какая-либо душа могла путем погружения в собственные мысли и ощущения найти эти истины. Все в мире имеет свое начало, свое возникновение и причины. Каким образом, например, люди в прежние времена могли следовать правилам «восьмичленного пути»?

Это было возможно лишь путем передачи этих правил, через излияние их из оккультных школ посвященными и провидцами. Внутри оккультных школ, подготовлявших этих провидцев, учил Бодисатва, ибо в этих школах существовала возможность подниматься в высшие миры и воспринимать то, что не могло быть дано внешнему человеческому рассудку, внешней человеческой душе. В эти древние времена это должно было быть влито в остальное человечество теми, которые были причастны к благодати непосредственного общения с учителями в оккультных школах. Независимо от того, могли ли сами люди прийти к этим основам, их жизнь должна была протекать в духе этих основ.

Итак, люди, жившие вне мистерии, следовали до известной степени бессознательно тому, что давалось им из оккультных школ. На Земле не было еще такого человеческого тела, которое, даже если в нем было заложено все духовное, дало бы человеку возможность найти внутри себя самого содержание «восьмичленного пути». Это должно было быть откровением сверху, пришедшим соответствующим путем. Из этого следует, что такое существо, как Бодисатва, не было в состоянии до появления на Земле Будды вполне использовать человеческое тело. Оно не могло найти на Земле такого тела, в котором можно было бы выявить все способности, посредством которых оно должно было воздействовать на людей. Такого тела тогда не существовало.

Что же было необходимо? Как же воплощается подобный Бодисатва? Бодисатва не мог вполне воплотить того, что он представлял собою как духовное существо. Если ясновидчески наблюдать подобное одухотворенное Бодисатвой тело, то видно, что последнее лишь частично заключает в себе существо Бодисатвы и что его эфирное тело далеко выходит за пределы человеческого тела, сохраняя этим путем связь с духовным, которое Бодисатва не вполне покидает. Он жил одновременно и в теле духовном, и в теле физическом, не вполне покидая духовного мира. И когда Бодисатва впервые воплотился в таком теле, в которое он мог вполне погрузиться и в котором он мог развить свои способности, то этот момент и был переходом от Бодисатвы к Будде.

Бодисатва являл миру такую человеческую форму, к которой стремились люди, желавшие ему уподобиться; этим путем они в самих себе находили учение о «восьмичленном пути» так же, как некогда Бодисатва нашел его в себе под деревом Бодхи. Если бы проследили существо, воплотившееся в Будде, в его прежних воплощениях, то увидели бы, что раньше оно лишь частично погружалось в физическое тело, оставаясь другой своей частью в духовном мире. И лишь тогда, в 6 веке до нашей эры, была осуществлена возможность первой человеческой организации, в которую мог целиком войти Бодисатва, показывающий миру, как само Человечество из нравственного состояния человеческой души может найти «восьмичленный путь». Факт существования подобных человеческих существ, пребывающих одной частью своего существа в духовном мире, был известен всем религиям и мировоззрениям. Они знали, что существуют такие человеческие сущности, для которых человеческие существа были слишком малы, чтобы вместить в себе всю индивидуальность такой сущности, долженствовавшей, между тем, работать на Земле.

В Малоазиатских мировоззрениях подобный способ соединения высоких индивидуальностей с физическим телом называется «исполнением Святого Духа». Это совершенно определенное техническое выражение. О Бодисатве, воплощенном на Земле, говорили, что он «исполнился Святого Духа», то есть, что силы, образующие подобную сущность, не вполне заключены в ней самой: на нее также должно воздействовать извне нечто духовное. Поэтому можно было бы сказать, что Будда в своих прежних воплощениях был исполнен Святого Духа.

Если мы уясним себе все это, то мы поймем также и то, что мы читаем в начале Евангелия от Луки. Мы знаем, что в эфирном теле Иисуса из Нафановской линии жила нетронутая до этой поры часть того эфирного тела, которая была отнята у Человечества при грехопадении. Эта эфирная субстанция, изъятая от Адама до его грехопадения, была сохранена и постепенно введена в этого ребенка. Это было необходимо для того, чтобы эта юная, не затронутая никакими событиями земного развития сущность, была в состоянии воспринимать все то, что должна была воспринять. Мог ли быть осенен Нирманакаей Будды обыкновенный человек, воплощавшийся в течение Лемурийской эпохи? — Никогда! И еще менее мог бы он воспринять то, что должно было позже снизойти на него.

Такое облагороженное человеческое тело могло возникнуть лишь путем того, что эта незатронутая земными событиями эфирная субстанция Адама должна была быть введена в эфирное тело этого ребенка Иисуса. Эта эфирная субстанция оказалась также связанной со всеми силами, действовавшими на земное развитие до грехопадения, и поэтому эти силы чрезвычайно мощно развернулись в этом ребенке. Поэтому-то и стало возможным то удивительное влияние матери Иисуса на мать Иоанна Крестителя и на него самого до его рождения. Что за сущность имеем мы в Иоанне Крестителе? Для уяснения этого представим себе различие между своеобразным провозвестием, излившимся в Индии через Будду, и тем, которое дано древнееврейскому народу через Моисея и его последователей — пророков.

Благодаря Будде человечество получило возможность найти в собственной душе известную закономерность, необходимую для того, чтобы очиститься и развиться до той ступени нравственной высоты, какой только можно достигнуть на Земле. Закон души, «дхарма», был возвещен Буддой в такой форме, в какой он может быть познан внутри самой человеческой души на высочайшей ступени человеческого развития. И Будда первый освободил его. Но развитие Человечества не идет по прямой линии. Разнообразные культурные течения должны оплодотворять друг друга. Явление Христа, долженствовавшее произойти в Передней Азии, делало необходимым то, чтобы это переднеазиатское развитие оставалось в известном смысле позади Индийского для того, чтобы позднее оно могло свежее воспринимать то, что было дано Индии несколько иначе.

Внутри Передней Азии должен был быть создан народ, более отсталый, чем другие, живущие к Востоку, народ, который развивался бы совершенно иным образом. И если народы Востока в смысле мировой мудрости были доведены до столь высокой ступени, что они могли лицезреть Бодисатву, превратившегося в Будду, то, наоборот, народы Передней Азии, особенно древние евреи, должны были остаться на низкой детской ступени развития. Это было необходимо. В развитии человечества должно было произойти в широком масштабе то, что мы наблюдаем в малом, в отношении человека, который развился до определенной зрелости лишь к 20 годам, усвоив к этому зрелому возрасту известные способности. Но в известном отношении усвоенные способности являются также сковывающим препятствием. Приобретенные в известный момент жизни способности имеют особенность задерживаться на своей ступени развития и этим удерживать человека на соответствующей высоте. И они держат его очень крепко. Позже, к 30-ти годам жизни, человеку не легко переступить через ступень, которой он достиг, будучи 20-летним юношей. Наоборот, человек, еще мало усвоивший к 20-му году жизни и лишь после этого приобретающий эти способности, дольше задержавшийся на этой ступени развития, может легче переступить через эту ступень и к 30 годам достичь высшей ступени, чем первый. Тот, кто умеет наблюдать жизнь, знает, что это так. Приобретенные способности, ставшие личной собственностью, образуют в то же время и оковы для будущего, тогда как то, что меньше связано с душой, то, что воспринято более внешне, образует эти оковы в меньшей степени. Для того, чтобы человечество могло двигаться вперед, необходимо было два духовных течения: одно внутренне воспринимает известную сумму способностей и преобразовывает ее, другое течет рядом с первым, но постепенно отставая в развитии.

Тогда мы имеем культурное течение, развивающее известные способности до определенной ступени, причем эти способности соединены с внутренней сущностью этого течения и с человеческой природой. Но это течение не в состоянии подняться из самого себя на высшую ступень, поэтому-то и необходимо, чтобы другое течение шло рядом с первым; это второе течение остается в известном смысле неразвитым. Оно не достигает высоты первого, оно следует далее, заимствуя у первого то, чего это последнее достигло; но так как оно сохранило свою юность, то вследствие этого оно может достичь большего. Так одно оплодотворяет другое.

Духовные течения струятся друг возле друга в развитии Человечества, духовное же водительство вселенной наблюдает за правильностью этого процесса. Каким же образом это водительство осуществило то, что рядом с течением, в котором нашел выражение Будда, явилось и другое, которое позже восприняло все то, что принес Человечеству буддизм? Это можно было осуществить лишь путем того, что древнееврейскому течению была предоставлена возможность выделять из себя людей, которые из собственного нравственного состояния могли образовать дхарму, то есть могли прийти к «восьмичленному пути». Это течение не должно было иметь «Будды». То, что принес Будда в своем духовном течении как внутреннее, это должно было быть дано извне в этом другом духовном течении. Поэтому-то все это протекало таким особым образом. Задолго до появления Будды это переднеазиатское племя получило «Закон» не внутренне, а внешне, путем откровения в Законе 10 Заповедей. То, к чему другое духовное течение человечества пришло внутренним путем, это было дано древнееврейскому народу в «Законе 10 Заповедей» как сумма внешних норм, как нечто, что надо было воспринимать извне, как то, что еще не срослось с душой. Поэтому в силу юности своего развития древний еврей воспринимал заповеди как нечто, дарованное с небес. Наоборот, индийский народ был приготовлен к тому, чтобы познать, что человек из себя самого образует дхарму как закон души. Древнееврейский же народ внимал лишь закону, данному ему извне. Таким образом, еврейский народ образовал удивительное дополнение к тому, что сотворил Заратустра для своей культуры и для всех остальных культур, вышедших из нее. Заратустра направлял взор на внешний мир. В то время как у Будды мы находим проникновенное учение об улучшении внутреннего человеческого мира, у Заратустры мы имеем великое, могучее учение о Космосе, то есть то, что дает объяснение всему миру, из лона которого мы произошли. И если взор Будды был направлен на внутреннее, то взор последователей Заратустры направлялся на внешний мир в стремлении пронизать его духовно.

Углубимся в то, что дал Заратустра со времени своего первого выступления, когда он возвестил миру Аура-Маздао, вплоть до того момента, когда он появился как Назаратос. Он всегда давал проникновенное учение о великих духовных законах и о существах Космоса. Первоначально Заратустра давал персидской культуре лишь некоторые указания о Духе Солнца; позже эти указания были им преобразованы в целую систему, и в таком виде мы встречаем их как удивительные, еще и поныне малопонятые халдейские учения о космосе и духовных первоисточниках, из коих мы изошли. Если мы исследуем эти учения о космосе, мы увидим в них важную особенность. Когда Заратустра говорил древнеперсидскому народу о внешних духовных причинах чувственного мира, то он противопоставлял две силы: Ормузда и Аримана, или «Ангро-Майнью». Эти две силы противоборствуют друг другу во всей вселенной. Но в этом учении вы не найдете того, что можно назвать проникающей душу нравственной теплотой. По древнеперсидскому воззрению человек вплетен в космический процесс, и это есть следствие борьбы Ормузда и Аримана, происходящей в человеческой душе. Следствием этой борьбы являются страсти, неистовствующие в человеческой душе. Внутренняя человеческая душа еще не была познана. Было дано лишь космическое учение. Когда в те времена говорили о «добре» и «зле», то под этим подразумевали полезные или вредные действия, противопоставленные в Космосе и отражающиеся также в человеке. «Нравственное» мировоззрение еще не было в известной степени включено в это учение о созерцании внешнего мира. В этом учении учили познавать всех существ, господствующих над чувственным миром, как прекрасных и светоносных, так и темных и отрицательных. Люди чувствовали себя как бы погруженными в это. То же истинно-нравственное, к чему причастен человек своей душой, еще не освещалось этим учением, это случилось позже. Например, когда в те времена встречались со «злым» человеком, то чувствовали, что через него в мир струятся силы Злых сущностей; его воспринимали тогда как «одержимого» злыми сущностями мира. Поэтому в те времена нельзя было сказать, что грех лежит на таком человеке. Его ощущали вплетенным в мировую систему, еще не пронизанную учением, нравственными качествами. Это было особенностью учения, направляющего взор, хотя и духовный, прежде всего на внешний мир. Поэтому-то еврейское учение и образует столь удивительное дополнение к космологическому учению Заратустры, ибо оно в то, что открыто извне, заложило «нравственный элемент», давший возможность связать с понятием «вины», человеческого «греха» известное сознание. До этого еврейского элемента о злом человеке говорили лишь, что он одержим злыми силами. Возвещение закона 10 заповедей сделало необходимым различие между людьми, соблюдавшими эти заповеди, и людьми, не соблюдавшими их. Выступило понятие «вины», человеческого греха. Как вошло это понятие в развитие человечества, это может почувствовать лишь тот, кто отчетливо представит себе, как не ясно еще представляют себе люди, что, собственно, выражает понятие греха и как трагична эта неясность. Отдайтесь воздействию книги Иова, и вы заметите неясность понятия греха, отсутствие правильного понимания того, как надо относиться к случившемуся с кем-либо несчастью, но все же и там вы найдете проблески нового понятия о грехе.

Итак, нравственность была дана этому древнееврейскому народу путем откровения извне (подобно другим откровениям о других царствах природы). Это могло случиться лишь благодаря тому, что Заратустра заботился о продолжении своего дела, для чего он передал Моисею свое эфирное тело, а Гермесу — астральное. Этим путем Моисей получил способность воспринимать то, что действует во внешнем мире так, как это мог Заратустра, но при этом он воспринимал уже не только безразличные нейтральные силы, но и то, что нравственно управляет миром, то, что может стать заповедью. Поэтому древнееврейский народ жил так, что в его культуре заключалось то, что мы можем назвать послушанием, покорностью закону. Другое же духовное течение — буддизм — несло в себе как идеал стремление согласовать человеческую жизнь с «восьмичленным путем». Но древнееврейский народ задержался в своем развитии до определенного момента, до появления Христа. Он должен был быть огражден от откровения Будды, он должен был быть задержан в некоем незрелом состоянии культуры. Поэтому внутри древнееврейского народа должны были существовать личности, которые постольку, поскольку они были людьми, не могли принять в себя всю полноту сущности такой индивидуальности, которая могла преступить «закон». Внутри древнееврейского народа не могла появиться индивидуальность, подобная Будде. Была лишь возможность прийти к закону путем озарения извне, ибо Моисей обладал эфирным телом Заратустры и мог воспринимать то, что не было рождено в его собственной душе.

Древнееврейский народ не обладал возможностью проявлять закон из своего собственного сердца. Но дело Моисея должно было быть продолжено так, чтобы в определенный срок оно могло бы дать нужный плод. Поэтому в древнееврейском народе были явлены такие индивидуальности, как пророки и провидцы. Одним из замечательных провидцев был Илья.

Илья должен был стать в еврейском народе как бы блюстителем того, что было дано Моисеем. Но из народной массы не мог родиться человек, вполне связанный с тем, что содержал в себе закон Моисея, что можно было воспринять лишь путем откровения извне. То, что мы охарактеризовали как необходимое для индийской эпохи, как своеобразную природу Бодисатвы, — это должно было выступать все снова и снова и в еврейском народе. И в нем также должны были быть индивидуальности, не вполне погруженные в человеческую личность, находившиеся одной частью своего существа в земном человеке, другой же — в духовном мире. Такой индивидуальностью был Илья. То, что находилось на физическом плане как личность Ильи, это было лишь частью всего существа Ильи. Его нужно назвать личностью, «исполненной Духа Святого». И было бы невозможно вызвать в мире появление существа, подобного Илье, посредством обыкновенных простых сил, какими обычно вызывается появление в мир человека.

Обычно, когда человек должен вступить в мир, то физическое человеческое существо развивается в материнском теле таким образом, что в определенный момент индивидуальность, воплощавшаяся уже ранее, просто соединяется с этим физическим существом. У обычного человека развитие течет по обыкновенному руслу, не затрагивая тех особых сил, которые лежат вне обычного пути. Но с такой индивидуальностью, как Илья, дело обстоит иначе. В этом случае затрагиваются другие силы, работающие над той частью индивидуальности, которая остается в духовном мире. На такого человека должно быть воздействие извне. Поэтому, воплощаясь в мире, эти индивидуальности появляются «инспирированными», гонимыми духом. Они являются экстатическими личностями, далеко превосходящими то, что им может подсказать их обыкновенный разум. Такими являются все пророки Ветхого Завета. Их гонит «дух», и “Я” поэтому не всегда может дать себе отчет в том, что оно делает. Дух обитает в личности, но получает силы извне. Такие личности по временам уединяются, и тогда происходит то, в чем нуждается такая личность: отходит часть “Я”, и Дух глаголет свыше. В экстатических, бессознательных состояниях такое существо внимало вдохновениям, сходившим с небес. Этой способностью особенно отличается Илья. То, что жило в нем в течение его земной жизни, что произносили его уста, на что указывали его руки, — все это исходило не только из той части его существа, что жила в нем, но это были также откровения божественно-духовных существ, стоящих за Ильей.

Перевоплощаясь, Илья должен был соединиться с телом ребенка, рожденного Захарием и Елизаветой. Из Евангелия мы знаем, что мы должны воспринимать Иоанна Крестителя как перевоплощенного Илью. Но эта индивидуальность в своих прежних перевоплощениях не приучилась при посредстве заложенных в ней сил при нормальном течении жизни развить все то, что должно было быть развито. При обычном течении жизни при развитии физического человеческого тела в материнском лоне пробуждаются внутренние, связанные с этим силы “Я”. Но это не было сделано индивидуальностью Ильи в прежние времена, ибо она не спустилась еще столь низко. “Я” Ильи приводилось в движение путем воздействия извне, а не посредством своих собственных сил, как это бывало обычно. И теперь это должно было повториться. “Я” Иоанна Крестителя было более выключено из духовного мира, более приближено к Земле и гораздо более связано с ней, чем раньше. Теперь должен был быть создан переход к слиянию духовных течений Будды и Заратустры.

Все должно было быть обновлено. Теперь должна была действовать извне сущность, связанная с Землей и ее развитием так, как был связан с ней Будда, соединенный с Нафановским Иисусом посредством своей Нирманакая. Эта сущность, связанная с одной стороны с Землей, с другой — с духовным миром, была оторвана от нее, ибо она действовала лишь в теле Нирманакая, существовавшем вне физического плана, в небесах, и оттуда осенявшем Нафановского Иисуса. Она должна была теперь действовать извне и раскрывать силы “Я” Иоанна Крестителя. Итак, Нирманакая Будды действовала на развитие силы “Я” Иоанна так, как ранее духовные силы действовали на Илью. В те времена существо Ильи в известные моменты впадало в экстатическое состояние, тогда говорил Бог, исполняя его “Я” реальной силой, которую Илья мог затем сообщать внешнему миру. Теперь было вновь духовное существо, которое как Нирманакая Будды парило над Нафановским Иисусом; оно-то и повлияло на Елизавету, когда она должна была родить Иоанна: привело в движение зародыш Иоанна в теле матери на шестом месяце беременности и пробудило его “Я”.

Итак, эта сила теперь, приближаясь к Земле, повлекла за собой уже не просто вдохновение, но истинное влияние на “Я” Иоанна. Под влиянием посещения Марии, “Я” Иоанна Крестителя пришло в движение. Таким образом, Нирманакая Будды действовало пробуждающе и освобождающе — вплоть до физической субстанции — на “Я” бывшего Ильи — Иоанна Крестителя.

Чего же должны мы ожидать теперь? Подобно тому, как в 900-ых годах до нашей эры Илья произносил мощные слова, бывшие в действительности «словами Бога», подобно тому, как то, что делали его руки, было, в сущности, «деянием Бога», то в тот момент, когда оживало то, что было заключено в Илье, то же самое должно было произойти с Иоанном Крестителем. Все то, что заключалось в Нирманакая Будды, все это влияло как вдохновение на “Я” Иоанна Крестителя. То, что открывалось Евангельским пастухам, что парило над Нафановским Иисусом, это распространило свою силу на Иоанна Крестителя. И его проповедь была прежде всего возрожденной проповедью Будды. При этом выявляется нечто, в высшей степени своеобразное, долженствующее глубоко влиять на нашу душу.

Вспомним Бенаресскую проповедь, в которой Будда говорит о страданиях в жизни и об освобождении от них при помощи восьмичленного пути, к которому стремится человеческая душа. Тогда Будда возвестил то, что он познал как восьмичленный путь. В этой проповеди, часто повторявшейся, Будда говорил: «До сих пор вы имели учение браминов, которые говорят о том, что они происходят от самого Брамы и уверяют, что вследствие происхождения от этого благородного источника они обладают особым преимуществом перед всеми остальными людьми. Они говорят, что человек ценен именно благодаря этому происхождению. Я же говорю вам, что ценность человека зависит исключительно от того, что он совершает из себя самого, а вовсе не потому, что вследствие его происхождения в нем заложены некоторые данные. Человек становится достойным великой мудрости мира лишь благодаря тому, что совершил он из себя самого как индивидуальный человек».

Поэтому-то Будда и возбуждал гнев браминов, что указывал на личные качества человека, говоря: «Всякий может называть себя брамином, но не в этом дело, а в том, чтобы человек собственными личными силами сделал себя просветленным». Эти мысли, хотя и не буквально, были смыслом многих проповедей Будды. Он указал и на то, что человек, постигший мир страданий, способен воспринять сострадание и сделаться утешителем и помощником, а также может принимать участие в судьбе других, ибо он знает, что воспринимает наравне с ними их страдание и боль.

И теперь Будда, облеченный в Нирманакая и осенявший Нафановского Иисуса, продолжал свою проповедь, вкладывая свои слова в уста Иоанна Крестителя. То, что говорил Иоанн, было вдохновением Будды. И следующие слова Иоанна звучат как непосредственное продолжение проповеди Будды: «Вы называете себя потомками тех, которые в служении духовным силам именовались сынами Змеи, и ссылаетесь на мудрость Змеи; кто вам дал право на это? Думаете ли вы принести достойные плоды покаяния, говоря: Отец наш — Авраам? — Не говорите: отец наш Авраам, но стремитесь сделаться истинными людьми в тех условиях, в какие поставила вас жизнь. Истинный человек может быть воздвигнут на месте, попираемом вашей ногой. Поистине, Бог может из камней воздвигнуть детей Аврааму», — «У кого две одежды — поделись с неимущим». — Все это — слова Будды или продолжение их.

Так проявляются существа на физическом плане, разрушая преграды времени. Устанавливая эти вещи, мы познаем единство религии и духовных провозвестий. Мы учимся понимать истинную сущность Будды не тогда, когда держимся общепринятого, а тогда, когда прислушиваемся к тому, что Будда действительно говорил. В 6 веке до нашей эры Будда говорил то, что мы знаем из его Бенаресской проповеди. Но уста Будды не умолкли. Он продолжает свою проповедь даже тогда, когда находится вне физического плана, инспирируя своим духовным телом Нирманакая. И из уст Иоанна Крестителя слышим мы то, что хочет сказать нам Будда 6 веков спустя после своего воплощения в физическом теле. Таково «единство религии». Каждую религию в ходе развития человечества мы должны брать в соответствующий момент и в ней искать живое, но не мертвое, ибо все развивается далее. И тот, кто из уст Иоанна Крестителя не слышит проповедей Будды, подобен человеку, который, посадив однажды росток розы и затем, когда последний, взойдя, покрывается цветами, не желает видеть то, что этот розовый куст произошел из посаженного им ростка, и говорит: «Это нечто совершенно другое». В действительности же то, что жило в ростке, цветет теперь в розах. То, что жило в Бенаресской проповеди, расцвело в Иорданской проповеди Иоанна Крестителя.

Так мы научились познавать другую индивидуальность в существе Иоанна Крестителя, о которой столь проникновенно говорит нам автор Евангелия от Луки. Мы учимся познавать это Евангелие лишь так, что мы действительно понимаем каждое слово в том смысле, в каком оно употреблено. В своем вступлении Лука говорит, что хочет пересказать сообщение тех, кто был «очевидцами». Но эти последние видели не просто то, что происходит на физическом плане, но те истинные духовные соотношения, которые давались в откровениях всех времен. Тот же, кто видит лишь события физического плана, скажет: за 6 веков до нашей эры в Индии жил человек, бывший сыном царя Судходаны и прозванный Буддою, жил также некогда Иоанн Креститель. Такой человек не видит того, что тянется от одного к другому, от Будды к Иоанну Крестителю. Ибо это можно увидеть лишь в духовном мире. Лука же говорит, что он рассказывает со слов «видавших», свидетелей. Недостаточно лишь принять то или иное слово религиозного источника — мы должны научиться читать его в истинном свете. Выступающие при этом индивидуальности должны совершенно ясно стоять перед душою. А это может случиться лишь тогда, когда мы знаем все, что от них исходит.

Каждая индивидуальность, спускающаяся на Землю, должна развиваться в смысле тех способностей, коими обладает тело, в котором она воплощена. И воплощающаяся сущность должна с этим считаться. Предположим, что сегодня захотела бы воплотиться некая высокая сущность; ясно, что она могла бы рассчитывать лишь на то, чем сегодня может обладать человеческое тело. Познать истинную сущность такой индивидуальности может лишь ясновидящий, наблюдающий то, как сплетаются сокровенные нити внутри существа. Подобное существо, стоящее на высокой ступени развития, должно, однако, с самого детства работать над созданием такого тела, при посредстве которого в определенный момент развития могло бы выявиться то, чем было это существо в прежних воплощениях.

Если такое существо должно пробудить в людях совершенно особые ощущения, то этому должно соответствовать и его земное воплощение так, чтобы его тело могло вынести то, что является сущностью его миссии. В духовных мирах это выглядит совершенно иначе, чем в физическом мире. Если какое-нибудь существо хочет возвестить людям исцеление от боли, освобождение от страданий, то для того, чтобы найти истинные слова, соответствующие человеческим чувствам, оно должно оценить всю глубину страданий. То, что позже должно было сказать существо, скрытое в теле Нафановского Иисуса, это было благовестием для всего человечества. Это было нечто, что должно было увести человечество от прежнего узкого кровного родства. Оно должно было присоединить к любви кровных родственников всеобщую человеческую любовь, связывающую души независимо от уз кровного родства. Все это должна была принести миру сущность, проявившаяся позже в Нафановском Иисусе. Она должна была принести некую любовь, некую углубленность в любви, не имеющую ничего общего с тем, что связано с кровным родством. Но для этого существо, обитающее в теле Нафановского Иисуса, должно было впервые узнать на Земле, что означает не ощущать никаких кровных связей, не быть связанным с другими кровью. Лишь тогда оно действительно могло ощутить то, что действует от человека к человеку. Прежде всего оно должно было почувствовать себя совершенно свободным от всех кровных связей.

Индивидуальность Нафановского Иисуса должна была сделаться не только «безродным» человеком, как Будда, который ушел с родины на чужбину, но она должна была выключиться из всех семейных связей, из всего, что касается каких-либо кровных связей. Она должна была ощутить всю глубину страданий, которые только может испытать одинокий человек, простившийся со всеми своими близкими. Индивидуальность, живущая в Нафановском Иисусе, говорила из глубин великого одиночества. Кто же была эта сущность? Мы знаем, что она обитала до двенадцатилетнего возраста в Соломоновском Иисусе; это был дух Заратустры, ранее живший в Соломоновском Иисусе. Отец его умер рано, и мальчик остался сиротой. Кроме него в этой семье были братья и сестры. Он остается в этой семье, пока Заратустра пребывает в теле Соломоновского Иисуса. Достигнув 12 лет, он покидает эту семью, мать, братьев и сестер, и переходит в тело Нафановского Иисуса.

Затем умирает мать последнего, а затем и отец. И, приступая к своему служению в мире, он простился со своими кровными родственниками. Он не только совершенно осиротел, не только покинул братьев и сестер, но он должен был также отказаться от возможности основать свою собственную семью, иметь собственных потомков. Ибо Заратустра покинул не только отца и мать, братьев и сестер, но также собственное тело, перейдя в тело Нафановского Иисуса. Эта сущность подготовляла воплощение другой, еще более высокой сущности, долженствовавшей возвестить человечеству из тела Нафановского Иисуса великий призыв к «всеобщей человеческой любви».

И когда мать и братья пришли к этой Сущности, и когда им передали: «Мать и братья Твои стоят снаружи и желают тебя видеть», — то Она могла из глубины души Своей, не оскорбляя ничьего благочестия, сказать: «Это не они», — ибо Заратустра покинул даже свое собственное тело, связывавшее его с этой семьей. И, указывая на тех, кто был с Ним в живом душевном родстве, Он поистине мог сказать: «Вот эти люди, внимающие словам Господа и исполняющие их, — они Мои мать и братья».

Так буквально надо брать слова религиозных источников. Для того, чтобы иметь возможность возвестить всеобщую человеческую любовь, надо было однажды воплотиться в образе, который мог действительно испытать полнейшее одиночество. К этому образу стремятся наши чувства, как бы по-человечески приближаясь к нему, к этому образу, спустившемуся с горних духовных высот и выявившему все испытанное и выстраданное им как обыкновенным человеком. Поэтому-то наши сердца стремятся к Нему. И чем духовнее мы будем Его постигать, тем сильнее будут стремится к Нему наши сердца и тем радостнее будет ликование наших душ.


Распечатать Распечатать    Переслать Переслать    В избранное В избранное

Другие публикации
  • Первая лекция (Базель, 15 сентября 1909 года).
  • Вторая лекция (Базель, 16 сентября 1909 года).
  • Третья лекция (Базель, 17 сентября 1909 года).
  • Четвертая лекция (Базель, 18 сентября 1909 года).
  • Пятая лекция (Базель, 19 сентября 1909 года).
  • Седьмая лекция (Базель, 21 сентября 1909 года).
  • Восьмая лекция (Базель, 24 сентября 1909 года).
  • Девятая лекция (Базель, 25 сентября 1909 года).
  • Десятая лекция (Базель, 26 сентября 1909 года).
    Вернуться назад


  •  Ваше мнение
    Ваше отношение к Антропософии?
    Антропософ, член Общества
    Антропософ, вне Общества
    Не антропософ, отношусь хорошо
    Просто интересуюсь
    Интересовался, но это не для меня
    Случайно попал на этот сайт



    Всего голосов: 4625
    Результат опроса