Посв. И. И. Т.

Иосиф вернулся к ним в камеру с бледным цветом лица, которого нельзя было отличить от стены. Его лихорадочно блестевшие глаза гово­рили о том, что он не спал несколько ночей. Стоял он растерянный, не соображая, куда попал, нако­нец, как бы проснувшись, в каком-то забытьи, начал говорить о том, что душа его опустела, она где-то изжила себя, опустошилась в забвеньях и снах. Так много было страданий, пережитых им за последние дни, он находил забвение только в мимолетной радости снов, они давали ему какую-то надежду на то, что где-то есть что-то такое, ради чего стоит жить. Пусть это была одна секун­да во времени, а просыпаясь, он чувствовал себя пустым и одиноким, и весь день думал лишь о том, как бы поскорее уснуть, чтобы снова отдать­ся грезам, уносившим душу в тот неизвестный для других мир, который может познавать и пережи­вать лишь только он один. В тот мир, где он не знал ни времени, ни пространства, где одно постоянно убивало другое, как тот Каин, который однажды убил брата своего Авеля и теперь про­должает это постоянно. Все происходящее там близко проходит перед его душою и слишком живо переживается им, поэтому последние остат­ки сил расходуются и остаются там, и просыпался он опустошенным.

Он стоял передо мною голодный и бледный. Много дней он провел в темноте, в одиночестве и жил только снами, опустошая в них себя.

Во мне проснулась неописуемая жалость к нему, я подошел и поцеловал его, но он, находясь еще под влиянием пережитого сна, не обращая внимания на меня, говорил: «Вот я скачу на белой лошади по открытой долине. Передо мной проте­кает широкая река. Мой конь бросается в быстро бегущие волны и мы, слитые в одно, плывем, заливаемые водою... Наконец, с большим усили­ем, мокрые, дрожащие, добираемся до противо­положного берега реки, слева виднеется неболь­шой обрыв, а справа домик, и я, оставив коня, иду к нему. И войдя, первое, на что упал мой взор, было большое каменное точило, и в изобилии на нем текущее вино*.

В помещении стояла странная тишина и по­лумрак. Всматриваясь, я увидел на полу за точи­лом старика, неподвижного, бледного и худого, как труп. Он был парализован. Но глаза горели, как бы светились, и жизнь отражалась в них спокойная, ясная, и он, повернув ко мне свои говорящие глаза, медленно, с усилием, сказал мне: подойди к точилу и там, где стекает вино, выпей, но только сразу из обоих стоков. Я подо­шел ближе и увидел две струи виноградного сока - одна была красная, другая - белая. Они текли перекрещиваясь,  но  не смешиваясь,  образуя собой крестообразную форму, и расходились в разные стороны так, что выпить их одновременно казалось невозможным.

- Вот, - сказал старик, - ты видишь вино белое, как вода - жизнь, без воды нет жизни, а красное - это страдание. Соедини это в одно и выпей, тогда ты разгадаешь законы бытия, ибо жизнь и страда­ние на земле идут вместе и, как награду за пере­несенные страдания в жизни, человек получает Любовь. И чем больше льется белого и красного вина, и чем больше людей пьют его, тем точило мое становится полнее. Выпей и ты, это еще увеличит количество вина на моем точиле.

Я стоял безвольный, рассеянный, и силы у меня не хватило, а может быть смелости, чтобы наклониться и выпить из двух текущих стоков одновременно. Мгновенно между мною и точилом стало что-то темное и ужасное, что я переживал внутренне и осознавал - это были мои знания, мои мысли, моя гордость, мое неверие...

Точило исчезло, я проснулся и когда пришел в себя, невыразимая тоска охватила меня - почему, я не знал. Думаю, что этот сон совсем опустошил меня, мою душу».

Глаза Иосифа устремились в одну точку. Его зрачки были расширены, он смотрел куда-то мимо меня, и я услыхал неясные, бессвязные слова о том, как много он страдал без воздуха и солнца, и чувствовал себя одиноким, оставленным, забы­тым, и глубоко несчастным. Вся прошлая жизнь и ее радости вставали перед его душой и он бес­связно повторял свое имя: «Иосиф, Иосиф, что такое Иосиф?» Вспоминал, как он беспомощно лежал на полу около двери и с жадностью вдыхал свежий воздух через небольшое отверстие над порогом. Свои жалобы о пережитых страданиях он часто смешивал со сном. Иногда он говорил, что старик у точила это он сам, он чувствовал течение своей жизни вне этих потоков вина.

Через несколько дней Иосиф еще раз увидел тот же сон. Он рассказал мне, что, когда он уви­дел это точило, то, собрав все свои силы, бросил­ся к этим стокам, желая выпить красное и белое вино одновременно, как говорил старик, но сил у него не хватило, и он упал под точило, а вино текло через его тело двумя струями. И чувствовал он, что поток жизни проходит над ним, а он лежит без памяти и продолжает видеть свой сон: ручей­ки вина превратились в широкие реки, перекре­щивая одна другую, красная - белую, потекли рядом с востока на запад, теряясь в бесконечно­сти.

Так жизнь и страдание, как эти реки, что Ио­сиф видел во сне, текут всегда рядом, стремясь соединиться, чтобы родить одну Любовь.

Через несколько дней Иосиф исчез.

* Точило - приспособление для выжимания вино­градного сока, напоминающее мелкое корыто.

Из сборника И.А. Малофеева «Пессимизм»
1937-1947 г.г.