"Если, покинув тело, ты поднимешься в свободный эфир, то станешь богом бессмертным, избегнувшим смер­ти". В этом изречении Эмпедокла как бы вкратце заклю­чено то, что древние египтяне думали о вечном начале в человеке и об его связи с божественным. Доказательством этого является так называемая "Книга Мертвых", разбо­ром которой мы обязаны упорному труду ученых девят­надцатого века. (Ср. Lepsius. Das Totenbuch der alten Aegypter. Berlin 1842). Это - "величайшее цельное литератур­ное произведение, дошедшее до нас от египтян". В нем содержатся различные поучения и молитвы, которые по­лагались в гроб каждому умершему, дабы он имел в них путеводителей после того как сбросит преходящую обо­лочку. В этом литературном произведении заключаются наиболее интимные воззрения египтян на вечное начало и на возникновение мира. Воззрения эти несомненно ука­зывают на представления о богах, имеющие сходство с греческой мистикой. - Среди разных богов, признаваемых в различных областях Египта, Осирис сделался мало-по­малу самым всеобщим и высшим. В его лице соединились все представления о других божествах. Что бы ни думали в народных массах Египта об Осирисе, "Книга Мертвых" указывает на представления жреческой мудрости, которая видела в Осирисе существо, находимое в самой человече­ской душе. - Достаточно ясно говорит за это все то, что думали египтяне о смерти и об умерших. Когда тело пре­дается земле, погребается в ней, то вечное в человеке вступает на путь в Предвечному. Оно является на суд Осириса, окруженного сорока двумя судьями мертвых. От их решения зависит судьба вечного в человеке. Когда душа покаялась в грехах и примирилась с вечной справед­ливостью, то навстречу ей выходят невидимые силы, ко­торые говорят: "Осирис N. очистился в пруду, лежащем к югу от Поля Готеп и к северу от Поля Саранчи, где в четвертом часу ночи и в восьмом часу дня, переходя от ночи к дню, омываются боги зеленеющей природы с изо­бражением сердца богов". Итак, к вечному началу чело­века, в недрах вечного миропорядка, обращаются как к Осирису. После обозначения его как Осириса произносит­ся личное имя данного лица. И человек, соединяющийся с вечным мировым порядком, сам себя именует также "Осирисом": "Я есмь Осирис N. Возрастает под цветущей смоковницей имя Осириса N." Итак, человек становится Осирисом. Бытие Осириса есть лишь совершенная ступень в развитии человеческого бытия. Вполне понятно, что судящий в недрах мирового порядка Осирис есть никто иной, как совершенный человек. Между бытием челове­ческим и бытием божественным разница в степени и в числе. В основе здесь лежит воззрение мистерий на тайну "числа". Осирис, как мировое существо, есть Единый, и однако он пребывает неделимо в каждой человеческой душе. Каждый человек - Осирис, но тем не менее должен быть представлен и Единый Осирис, как некое определен­ное существо. Человек подлежит развитию, и в конце пути его ожидает божественное бытие. В пределах этого миро­воззрения вернее будет говорить о божественности, а не о законченном, замкнутом в себе божестве.

Несомненно, что согласно такому воззрению, лишь тот может действительно вступить в бытие Осириса, кто уже сам, как Осирис, достиг врат вечного миропорядка. Таким образом, высшая жизнь, на какую способен человек, дол­жна заключаться в том, что он превращается в Осириса. В сознательном человеке уже в жизни преходящей должен обитать возможно совершенный Осирис. Живя, как Осирис, и проделав все, что проделал он, человек становится совершенным. Миф об Осирисе приобретает тем самым более глубокое значение. Он становится прообразом того, кто хочет пробудить в себе вечное. Осирис растерзан, убит Тифоном. Его супруга Исида собрала и сохранила части мертвого тела. После смерти он озарил ее своим лучом и она родила ему Гора. Этот Гор берет на себя земные задачи Осириса. Он является вторым, еще несовершенным Осирисом, идущим к Осирису истинному. Истинный Оси­рис находится в душе человека. Последняя первоначально является преходящей, но ее преходящему суждено родить вечное. Поэтому человек может рассматривать себя как могилу Осириса. Низшая природа (Тифон) убила в нем высшую. Любовь (Исида), живущая в его душе, должна сберечь и сохранить части мертвого тела, и тогда рожда­ется в нем высшая природа, вечная душа (Гор), способная достигнуть бытия Осириса. Человек, стремящийся к вы­сшему бытию, должен микрокосмически повторить в себе макрокосмический мировой процесс Осириса. Таков смысл египетского "посвящения". То, что Платон описы­вает как процесс космический, - распятие Творцом Миро­вой Души на Мировом Теле и избавление в мировом про­цессе этой распятой Мировой Души, - все это должно было в малом виде произойти с человеком, стре­мящимся достигнуть бытия Осириса. Готовящийся к по­священию должен был развиваться таким образом, чтобы его душевное переживание, его превращение в Осириса, слилось воедино с космическим процессом Осириса. Если бы мы могли заглянуть в храмы посвящения, где люди переживали превращение в Осириса, то мы увидели бы, что в них микрокосмически изображается мировой про­цесс. Происходящий от "Отца" человек должен родить в себе Сына. То, что он действительно носит в себе, зачаро­ванного Бога - вот кого должен он явить в себе теперь. Власть земной природы препятствует открытию в нем этого Бога. Низшая природа должна быть сначала погре­бена в нем, дабы могла воскреснуть природа высшая. Все, что мы знаем об обрядах посвящения, получает свое объ­яснение отсюда. Человек подвергался таинственным про­цедурам. Этим убивалась его земная природа и пробуждалась высшая. Нет необходимости изучать эти процедуры в частностях; надо только понять их смысл. Он заключается в признании, которое мог сделать каждый, прошедший через посвящение. Он мог сказать следую­щее: "Меня влекла бесконечная перспектива, в конце ко­торой лежит совершенство божественного. Я почувство­вал, что сила этого божественного заключена во мне. Я предал могиле то, что задерживало во мне эту силу. Я умер для земного. Я был мертв. Как низший человек, умер я. Я был в преисподней и вступал в общение с мертвыми, т.е. с теми, что включены уже в кольцо вечного миропорядка. После пребывания в преисподней я воскрес из мертвых. Я победил смерть, и вот я стал теперь иным. Я не имею больше дела с преходящей природой. Она проникнута во мне Логосом. Отныне я принадлежу к тем, что живут вечно и воссядут одесную Осириса. Я сам буду истинным Оси­рисом, соединенный с вечным миропорядком, и суд над жизнью и смертью будет в руке моей". Посвящаемый должен был пройти через переживание, которое могло привести его к подобному признанию. То, что встречало его таким образом, было переживанием высшего порядка. Теперь представьте себе непосвященного, который слы­шит о том, что кто-то проходит через такие переживания. Он не может знать, что произошло действительно в душе посвященного. Этот последний для него умер физически, лежал в гробу и воскрес. Что на высшей ступени бытия имеет духовную реальность, то в формах чувственной действительности является происшествием, нарушающим законы природы. Это есть "чудо". Таким "чудом" было посвящение. Кто действительно хотел понять его, должен был развить в себе силы, позволяющие стоять на высших ступенях бытия. К этим высшим переживаниям он должен был подойти через подготовительный образ жизни. Как бы ни разыгрывались такие подготовительные переживания в жизни отдельных лиц, они все же всегда укладыва­лись в совершенно определенную, типическую форму. Поэтому жизнь посвященного является жизнью типиче­ской и ее можно описать независимо от отдельной личнос­ти. Более того, об отдельной личности можно лишь тогда сказать, что она стоит на пути к божественному, если она прошла через определенные типические переживания. Такой личностью был для своих последователей Будда; таковой же явился для своей общины Иисус. В наше время известно, какой параллелизм существует между биогра­фиями Будды и Иисуса. Рудольф Зейдель ясно доказал этот параллелизм в своей книге: "Будда и Христос". Стоит только проследить частности, чтобы увидеть ничтожность всех возражений против этого параллелизма.

Рождение Будды возвещается белым слоном, который спускается над королевой Майей. Он объявляет, что Майя произведет на свет божественного человека, "который все существа настроит на любовь и дружбу и соединит их в тесный союз". В Евангелии от Луки сказано: "К деве, обрученной мужу, именем Иосифу, из дома Давидова; имя же деве: Мария. Ангел, войдя к Ней, сказал: радуйся, Благодатная!., и вот зачнешь во чреве, и родишь Сына и наречешь имя Ему: Иисус. Он будет велик и наречется Сыном Всевышнего". Браманы, индийские жрецы, кото­рым известно, что означает рождение Будды, истолковы­вают сон Майи. Они обладают определенным, типическим представлением о том, что такое Будда. Этому представ­лению должна соответствовать жизнь отдельной личности. Сообразно этому мы читаем у Матфея (2, 1 сл.): "Ирод, собрав всех первосвященников и книжников на­родных, спрашивал у них: где должно родиться Христу?" - Браман Асита говорит о Будде: "Вот младенец, который станет Буддой, искупителем и вождем к бессмертию, сво­боде, свету". Сравним с этим у Луки (2, 25): "Тогда был в Иерусалиме человек, именем Симеон. Он был муж пра­ведный и благочестивый, чающий утешения Израилева; и Дух Святый был на нем... И когда родители принесли Младенца Иисуса, чтобы совершить над Ним законный обряд, он взял Его на руки, благословил Бога и сказал: ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко, по слову Твоему, с миром, ибо видели очи мои спасение Твое, которое Ты уготовал пред лицом всех народов, свет к просвещению язычников и славу народа Твоего Израиля". О Будде по­вествуют, что двенадцатилетним мальчиком он потерялся, а потом его нашли под деревом, окруженного певцами и мудрецами древности, которых он поучал. Этому соответ­ствует у Луки (2, 41 сл.): "Каждый год родители Его ходили в Иерусалим на праздник Пасхи. И когда Он был двенадцати лет, пришли они также по обычаю в Иеруса­лим на праздник; когда же, по окончании дней праздника, возвращались, остался Отрок Иисус в Иерусалиме; и не заметили того Иосиф и Матерь Его; но думали, что Он идет с другими. Пройдя же дневной путь, стали искать Его между родственниками и знакомыми. И, не найдя Его, возвратились в Иерусалим, ища Его. Через три дня нашли Его в храме, сидящего посреди учителей, слушающего их и спрашивающего их. Все слушавшие Его дивились разу­му и ответам Его".

Когда Будда, прожив в уединении, возвращался из него, его встречает благословение некой девы: "Благословенна мать, благословенен отец, благословенна супруга, кото­рым ты принадлежишь". Он же отвечает: "Благословенны только находящиеся в Нирване", т.е. те, кто вступили в вечный миропорядок. У Луки (11, 27): "Когда же Он говорил это, одна женщина, возвысивши голос из народа, сказала Ему: блаженно чрево, носившее Тебя, и сосцы, Тебя питавшие! А он сказал: блаженны слышащие слово Божие и соблюдающие его". - Однажды к Будде присту­пает искуситель и обещает ему все царства земли. Будда от всего отказывается со словами: "Хорошо знаю, что мне предназначено царство, но не мирского царства желаю я; Буддой сделаюсь я, и весь мир заставлю ликовать в радос­ти". Искуситель должен признать: "Господству моему пришел конец". Иисус на подобное искушение ответствует: "Отойди от Меня, сатана; ибо написано: Господу Богу твоему поклоняйся, и Ему одному служи. Тогда оставляет Его диавол" (Матф. 4, 10).

Описание этого параллелизма можно было бы распро­странить еще на многие пункты: всюду оказалось бы то самое. - Будда окончил свою жизнь возвышенным обра­зом. Во время одного пути он почувствовал себя больным. Он достиг реки Хиранджа, поблизости Кушинагары. Здесь он лег на ковер, разостланный его любимым учеником Анандой. Тело его начало светиться изнутри. Он скончал­ся преображенным как светило, со словами: "Нет ничего пребывающего". Эта кончина Будды соответствует преоб­ражению Иисуса: "После сих слов, дней через восемь, взяв Петра, Иоанна и Иакова, взошел Он на гору помолиться. И когда молился, вид лица Его изменился, и одежда Его сделалась белою, блестящею". - На этом моменте конча­ется жизнь Будды; важнейшая же часть жизни Иисуса начинается с этого: страдание, смерть, воскресение. Отличие Будды от Христа заключается именно в том, что при­нуждает нас выводить жизнь Христа Иисуса за границы, очерченные событиями жизни Будды. Будда и Христос не понимаются, если их просто смешивают без различия. (Это покажет дальнейшее изложение этой книги). Другие изложения смерти Будды хотя и открывающие некоторые глубокие стороны этого события, нас здесь не касаются.

Соответствие в жизни обоих Спасителей вынуждает нас и к сходному выводу. Как должен сложиться этот вывод, указывают сами повествования. Когда мудрые жрецы слышат о подобном рождении, они уже знают, в чем дело. Они знают, что имеют дело с Богочеловеком. Им известно заранее, что произойдет с появившейся таким образом личностью. Поэтому жизнь ее может соответствовать только тому, что им известно как жизнь Богочеловека. В их мистериальной мудрости такое течение жизни является предустановленным от вечности. Оно может быть только таким, каким оно должно быть. Подобной вечному зако­ну природы является такая жизнь. Как химическое вещество может реагировать лишь вполне определенным об­разом, столь же определенно протекает и жизнь Будды или Христа. Жизнь его можно рассказать не в чертах случайной биографии, но только указывая те типические черты, которые на все времена хранятся в мудрости мис­терий. Легенда Будды есть столь же мало биография его в обыкновенном смысле, как и Евангелия - биография Хри­ста Иисуса. Оба источника повествуют не о случайном; оба говорят о предначертанном пути жизни Спасителя мира. Эти предначертанные для обоих основы жизни мы должны искать в преданиях мистерий, а не во внешней физической истории. Будда и Иисус являются посвящен­ными в высшем смысле слова для тех, кто признали их божественную природу. (Иисус является посвященным через воплощение в Нем сущности Христа). Поэтому их жизнь изъята из всего преходящего и к ним применимо все то, что известно о посвященных. Рассказывается уже не о случайных событиях их жизни, по говорится: "В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог... И Слово стало плотию и обитало с нами" (Ио. 1, 1 и 14).

Но жизнь Иисуса содержит в себе нечто большее, чем жизнь Будды. Будда кончает преображением. Самое важ­ное в жизни Иисуса начинается именно с преображения. Если перевести это на язык посвященных: Будда достигает того момента, когда в человеке начинает сиять божествен­ный свет. Он стоит перед смертью земного. Он становится светом мира. Иисус идет дальше. Он не умирает физи­чески в то мгновение, когда его просветляет свет мира. В это мгновение Он - Будда. Но в это же самое мгновение он восходит на ступень, находящую свое выражение в более высокой степени посвящения. Он страдает и умира­ет. Земное исчезает. Но не исчезает духовное, свет мира. Следует его воскресение. Своей общине Он открывается как Христос. В момент преображения Будда растворяется в блаженной жизни Вселенского Духа. Христос Иисус еще раз пробуждает этого Вселенского Духа к настоящему бытию в человеческом образе. Подобное происходило с посвященными на высших ступенях посвящения символи­ческим образом. Посвященные в духе мифа об Осирисе достигали такого воскресения в своем сознании как неко­его символического переживания. В жизни Иисуса это "великое" посвящение, но не как символическое пере­живание, а как действительность было, следовательно, прибавлено к посвящению Будды. Будда показал своей жизнью, что человек есть Логос, и что, когда умирает его земное, он возвращается в этот Логос, в Свет. В Иисусе сам Логос стал личностью. В Нем Слово стало плотью.

Таким образом то, что в древних мистических культах разыгрывалось внутри храмов, благодаря христианству получает значение исторически-мирового факта. За Хри­стом Иисусом, единственно великим в своем роде посвя­щенным, последовала Его община. Ей показал Он бо­жественность мира. Для христианской общины мудрость мистерий стала неразрывно связанной с личностью Хри­ста Иисуса. Вера в то, что Он жил, и что исповедующие Его принадлежат к Нему, заменила отныне устремления прежних мистерий. - Отныне то, что было достижимо прежде только мистическими методами, заменилось отча­сти у членов христианской общины убеждением, что бо­жественное было дано в обитавшем с ними Слове. Отныне уже не личная духовная подготовка каждого являлась единственным мерилом, но то, что слышали и видела окружавшие Иисуса, а также и переданные ими традиции, "О том, что было от начала, что мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали, и что осязали руки наши, о Слове жизни... возвещаем вам, чтобы и вы имели общение с нами". Так сказано в Первом Послании Иоанна. И эта непосредственная действительность должна, как живая связь, охватить все поколения, должна, как церковь, мистически переходить из рода в род. Так надо понимать слова Августина: "Я бы не поверил Евангелию, если бы меня не побуждал к этому авторитет католической церкви". Итак, Евангелия не сами в себе имеют свидетель­ство истины, но им должно верить, потому что они опираются на личность Иисуса, и потому что церковь именно от этой личности таинственно ведет свою власть являть их как истину. - Мистерии путем традиции передали сред­ства, как дойти до истины; христианская община сама продолжает эту истину. К доверию к тем мистическим силам, которые вспыхивали в душе человека при посвя­щении, должно было присоединить доверие к Единому, к Первопосвятителю. Обожения искали мисты, они хотели переживать его. Иисус был обожен, мы должны держать­ся за Него, и тогда, в основанной Им общине, мы стано­вимся сами участниками обожения: таково стало христи­анское убеждение. То, что обожилось в Иисусе, обожилось для всей Его общины. "И се, Я с вами во все дни до скончания века" (Матф. 28, 20). Рожденный в Вифлееме носит вечный характер. Рождественский антифон говорит о рождении Иисуса, как если бы оно происходило в каж­дый праздник Рождества: "Днесь Христос родился; днесь Искупитель явился; днесь славословят Ангелы на земле". - В переживании Христа надо видеть совершенно опреде­ленную ступень посвящения. Если мист дохристианской эпохи проходил в своем посвящении переживание Христа, то он получал возможность воспринимать духовно в вы­сших мирах то, для чего в чувственном мире не находилось соответствующей действительности. Он переживал то, что обнимает собою в высшем мире мистерия Голгофы. Отны­не, если мист-христианин проходит это переживание в своем посвящении, то он созерцает вместе с тем истори­ческое событие Голгофы и знает, что в этом событии, разыгравшемся в чувственном мире, заключено то же самое содержание, какое заключалось прежде лишь в сверхчувственных переживаниях мистерий. Итак, с "мис­терией Голгофы" на христианскую общину излилось не­что такое, что прежде изливалось на мистов в храмах мистерий. И посвящение дает возможность христианско­му мисту сознать это содержание мистерии Голгофы, тог­да как вера делает человека бессознательно причастным тому мистическому течению, которое исходит из событий, описанных в Новом Завете, и с тех пор проникает собой духовную жизнь человечества.