В начале Евангелия от Марка нас подводят к великому образу Крестителя. Каким значительным выведен с одной стороны Иоанн Креститель в Евангелии от Марка, как значительно он противоположен самому Христу Иисусу, на это мы указали еще вчера. Как только дадут действовать на себя Евангелию от Марка в его простоте, так получают значительное впечатление от образа Крестителя. Если же мы подходим к нему на основе духовной науки — к этому образу, — то Креститель является нам в своем полном величии.

Мною уже часто разъяснялось, что мы должны понимать Крестителя и в смысле самого Евангелия (потому что мы знаем, в Евангелии это выражено ясно), как перевоплощение пророка Илии. Поэтому духовнонаучно, чтобы лучше понять глубокую основу основания христианства и Мистерии Голгофы, мы должны рассмотреть образ Крестителя на фоне того, как перед нами выступает пророк Илия. В этом месте надо только коротко указать, как обстоит дело с пророком Илией, потому что по случаю последнего общего собрания немецкой секции Теософического Общества в Берлине говорил подробнее о пророке Илии.

Все, что имеет сказать о пророке Илии духовная наука и оккультное исследование, подтверждается вполне тем, что стоит в самой Библии, в то время как при простом чтении соответствующей главы об Илии в Библии несомненно многое остается необыкновенным. Я обращаю внимание только на одно.

Мы читаем в Библии, что Илия бросает вызов всей свите и всему народу царя Ахава, под властью которого он живет, что он сам противостоит жрецам Ваала, устанавливает два алтаря, приказывает жрецам Ваала положить на алтарь жертвенное животное, а на свой положить то же, а затем показывает, как ничтожно все, что рассказывают о жрецах Ваала противники Илии, потому что не обнаруживается никакого спиритуального значения у жертвы, приносимой Ваалу, в то время как тотчас сказывается величие и значение Яхве или Иеговы на жертве Илии. Это — победа, которую Илия одерживает над приверженцами Ахава. Затем удивительно рассказывается, как у Ахава был сосед Навуфей (Набот), что у Навуфея был виноградник, как царь Ахав хочет овладеть этим виноградником, но Навуфей не уступает его, потому что он ему священен, как наследие отца.

Затем мы узнаем из Библии два факта: с одной стороны, царица Иезавель становится врагом Илии и заявляет, что она позаботится о том, чтобы он был убит так же, как после его победы были убиты его противники — жрецы Ваала. Но, как рассказывает Библия, эта смерть по желанию Иезавели не наступает, но наступает нечто другое. Навуфей, сосед царя, приглашен на род праздника покаяния, на который приглашены и другие знатные люди города, и его на этом празднике убивают по приказанию Иезавели.

Так мы можем сказать: кажется, что Библия рассказывает, что Навуфей убит Иезавелью, Иезавель же говорит, что она хочет убить не Навуфея, а хочет убить Илию. Так что эти вещи не согласуются. Тогда производится оккультное исследование, которое показывает, как было в действительности: что в Илии мы имеем дело с широкоохватывающим духом, который невидимо проходит по царству Ахава. Но что этот дух иногда вселяется, проникает в душу Навуфея, так что Навуфей есть физическая личность Илии, и что если мы говорим о личности Навуфея, то говорим о физической личности Илии. Илия — невидимый образ в смысле Библии, Навуфей — его видимый отпечаток в физическом мире. Это все я рассказал 14 декабря 1911 г. в лекции "Пророк Илия в свете духовной науки" очень подробно.

Если мы обратим внимание на весь дух дела Илии и если мы весь дух Илии, как он нам представлен в Библии, заставим действовать на нашу душу, то мы можем сказать: в Илии выступает перед нами весь дух древнееврейского народа. Все, что оживляет и пронизывает древнееврейский народ, заключается в духе Илии. Мы можем говорить о нем, как о духе древнееврейского народа. Он слишком велик — это показывает нам духовнонаучное исследование — чтобы полностью жить в душе земного существа, в душе Навуфея. Он носится над ней, как облако; но он не только в Навуфее, но он проходит, как элемент природы, по всей стране и действует в дожде и солнечном свете — что ясно выступает, если мы возьмем все описание, которое начинается с того, что господствует засуха; но через то, что устраивает Илия в отношении божественно–духовного мира, он дает помощь народу против засухи и всего, что было бедой народа. Как элемент природы он действует, как сам закон природы. И хотелось бы сказать: лучше всего можно познать, что действует в духе Илии, если дать воздействовать на себя 104–му псалму со всеми описаниями Иеговы, как природного божества, которое действует во всем. Но, конечно, Илию не следует сопоставлять с этим божеством. Он есть земное отражение этого божества, он есть то отражение, которое в то же время есть душа древнееврейского народа. Род дифференцированного Иеговы, род земного Иеговы или (как выражаются в Ветхом Завете) этот Дух Илии есть лик Иеговы.

Рассматривая так, мы видим еще нечто особое, что тот дух, который живет в Илие–Навуфее, снова является в Иоанне Крестителе. Как действует он в Иоанне Крестителе?

Прежде всего в смысле Библии, и именно в смысле Евангелия от Марка, он действует тем, что есть крещение. Что такое на самом деле это "крещение"? Зачем производит его Креститель над теми, которые соглашаются на него? Здесь мы должны коснуться того, что через крещение происходит с человеком, получающим крещение. Получающие крещение погружаются в воду. Тогда с ними происходит то, о чем уже часто говорилось — что происходит, если человек получает шок, например, при неожиданной опасности для жизни, например, если он падает в воду и близок к утоплению, или при падении с горы: происходит освобождение эфирного тела. Оно частично выходит и наступает то, что бывает с человеком непосредственно после смерти: род взгляда на всю свою последнюю жизнь. Это хорошо известное явление, которое часто описывалось материалистическими мыслителями настоящего времени. Нечто подобное получалось при крещении на Йордане. Людей погружали в воду.

Крещение производилось не так, как теперь. При Иоанновом крещении эфирное тело несколько освобождалось, и люди видели больше, чем могли понимать обычным рассудком. Они видели свою жизнь в духе, а также влияния на эту жизнь в духовном. И тогда они видели, о чем говорил Креститель, что старое время исполнилось, и что новое время должно начаться. В ясновидящем наблюдении, которое они могли получить на несколько мгновений во время погружения, они видели: человечество на повороте в эволюции. То, что люди очень давно, когда они еще были в групповых душах, имели, приближается к полному вымиранию, — должны наступить новые условия.

Это они увидали в своем освободившемся эфирном теле. Новый импульс, новые качества должны прийти в человечество. Поэтому Иоанново крещение было вопросом познания. «Измените способность восприятия и понимания, не обращайте взор все назад, смотрите на что–то новое: Бог, который может явиться в человеческом теле, приблизился: Царство Божественного приблизилось!» Это Креститель не только проповедовал, он это им показывал, когда совершал над ними крещение. И те, которые были крещены, знали теперь из своего кратковременного ясновидения, что слова Крестителя представляют собой факт мировой истории.

Если мы наблюдаем эту связь, дух Илии является нам в надлежащем свете, как действующий в Иоанне Крестителе. Тогда дело представляется нам так, что мы в Илии имеем дух еврейского народа, дух ветхозаветного народа. Что это был за дух? Это был уже в некотором отношении дух "Я". Но он не выступал как дух отдельного человека, но он выступал у Илии, как дух целого народа. Он был нераздельный дух. То, что позднее должно было жить в отдельном человеке, у Илии было еще групповой душой еврейского народа. То, что было тогда еще в сверхчувственном мире, должно было низойти в отдельные души, в каждую человеческую грудь, во время Иоанна. Это еще не было в отдельной груди человека, это еще не могло так жить в Илии, чтобы спуститься в отдельную личность Навуфея, а только так, что оно осеняло отдельную личность Навуфея. Только у Илии–Навуфея это выявилось отчетливее, чем у любого другого, принадлежащего к древнему еврейскому народу. Что тот, кто словно равномерно парил над людьми и их историей, теперь все больше и больше должен был втягиваться в каждую отдельную грудь — это было тем, что теперь проповедовал сам Илия–Иоанн, говоря при крещении: что было до сих пор только в духовном мире и из него действовало — это вы теперь должны принять в ваши души, как импульсы, которые пришли из Царства Небес в человеческие сердца. Дух Илии сам показывает, как он теперь, умножившись, должен войти в человеческие сердца для того, чтобы люди могли постепенно принять импульс Христа в ходе мировой истории.

В этом был смысл Иоаннова крещения, что Илия был готов приготовить место для Христа — это заключалось в деянии крещения на Йордане. "Я приготовлю Ему место и путь в сердцах людей, я не хочу больше только парить над людьми, но хочу войти в человеческие сердца, чтобы и Он мог войти".

Если это так, чего же мы можем ждать? Ничего нет естественнее, если это так, что мы можем ожидать, что в Иоанне Крестителе снова выступит то, что мы уже наблюдали у Илии: выступит то, что в грандиозном образе Крестителя действует не только эта отдельная личность, но то, что больше, чем эта отдельная личность, то, что как аура окружает эту личность, но в своем воздействии выходит дальше нее, действуя как атмосфера между теми, в чьей среде действовал и Креститель. Раз Илия действовал как атмосфера, то мы можем ожидать, что Илия и теперь снова действует как атмосфера, как Иоанн Креститель.

Да, мы можем ожидать еще и нечто другое: что это духовное существо Илии, которое теперь связано с Иоанном Крестителем, будет действовать духовно, если Иоанна больше и не будет, если он исчезнет.

А чего хочет это духовное существо? Оно хочет приготовить путь для Христа. Так мы можем сказать: может случиться, что Креститель исчезнет как физическая личность, но его духовное существо останется, как духовная атмосфера на Земле и в области, где он действовал, и эта духовная атмосфера как раз подготовит почву, на которой Христос может совершить Свое дело.

Это мы можем ожидать. И то, что мы можем так ожидать, лучше всего выразилось бы в том, если бы сказали: "Иоанн Креститель ушел, но то, чем он является, как дух Илии, оно осталось, и в этом лучше всего может действовать Христос Иисус; здесь Он может лучше всего вливать Свои силы, Свои слова, запечатлевать Свои действия — в атмосфере, которая здесь создана — в атмосфере Илии".

Это мы можем ожидать. А что сказано в Евангелии от Марка? Необычайно характерно является то, что в Евангелии от Марка дважды упоминается то, что я сейчас сказал. В первый раз сказано: тотчас по заключении Иоанна в темницу пришел Иисус в Галилею и проповедовал там учение о Небесных царствах (Марк, 1,14).

Итак, Иоанн был в заключении, то есть его физическая личность не могла теперь действовать, но в созданную им атмосферу входит образ Христа Иисуса.

И второй раз значительно выступает то же в Евангелии от Марка и это грандиозно, что оно выступает вторично. Надо только правильно читать Евангелие от Марка. Если мы идем дальше, к шестой главе, то вы находите полное описание того, как царь Ирод обезглавил Иоанна.

Но замечательно — предполагали разное после того, как физическая личность Иоанна не только была заключена в тюрьму, но и была убрана смертью. Некоторым кажется, что таинственная сила, которой действует Христос, происходит оттого, что Христос — сам Илия или один из пророков. Но у Ирода, в его испуганной совести, возникает замечательное предчувствие. Когда он слышит обо всем, что происходит через Христа, он говорит: "Иоанн, которого я обезглавил, это он воскрес!" Ирод чувствует, что когда нет теперь Иоанна, как физической личности, теперь–то он и здесь! Он чувствует, что его атмосфера, его дух (а он не что иное, как дух Илии) здесь. Ирод, мучимый совестью, замечает, что Иоанн Креститель – то есть Илия — здесь. А затем нам чудесно указывается, как Христос Иисус пришел как раз в ту местность, где действовал Креститель после его физической смерти. Тут удивительное место, которое я прошу вас особо отметить, мимо которого нельзя пройти, потому что слова в Евангелии не просто украшение речи. Евангелисты не пишут стилем журналистов. Там сказано очень значительное: Христос вошел в толпу людей, которые были приверженцами Иоанна Крестителя, и это выражено в одном слове, на которое надо обратить внимание: "И когда Он вышел, Он увидел большую толпу (учеников Иоанна) и сжалился над ними ..." Почему сострадание? Потому ли что они потеряли своего учителя, потому ли что они стоят без Иоанна, про которого сказано, что они перед этим отнесли во гроб его обезглавленное тело. Сказано точнее: "... потому что они были, как овцы, не имеющие пастыря, и начал их многому учить".

Нельзя указать яснее на действие, как Он учит учеников Иоанна. Он учит  их потому, что в них еще действует дух Илии, который в то же время — дух самого Иоанна.

Так в этом важном месте Маркова Евангелия с драматической силой указано на то, как в то, что распространил дух Илии–Иоанна, вступил дух Христа Иисуса. Но это только основной пункт, вокруг которого группируется еще другое, что важно. Я хочу обратить ваше внимание еще на одно. Я часто указывал, как потом этот дух Илии–Иоанна действовал дальше своими импульсами в мировой истории. И так как мы здесь собраны, как антропософы, и можем входить в оккультные события, то можно говорить и об этой вещи. Я не раз указывал, что душа Иоанна–Илии появляется снова в художнике Рафаэле.

Это принадлежит к фактам, которые могут заставить обратить внимание на то, какие метаморфозы душ происходят как раз словно через великий удар молнии, происшедший вследствие Мистерии Голгофы. Так как в послехристианское время даже такая душа должна была действовать через посредство отдельной личности в Рафаэле, поэтому то, что в древние времена были таким охватывающим, охватывающим целый мир, появляется в иной, во многом различной личности, какой был Рафаэль. Разве совсем нельзя ощутить, что все–таки то, что как аура окружило Илию–Иоанна, есть и у Рафаэля, что и у Рафаэля есть нечто подобное, как и у этих двух, нечто такое, о чем можно сказать: оно слишком велико, чтобы войти в одного человека, окружает отдельную личность так, что откровения, которые получает эта физическая личность, действуют как озарения? Это же все есть и у Рафаэля! Существует замечательное, хотя, может быть, несколько личное доказательство этого, элементы которого я привел еще в Мюнхене. Все же я хочу поговорить об этом и здесь, для того, чтобы выявить не личность Крестителя, а всю сущность Илии–Иоанна, и хотел бы поэтому разобрать дальнейший путь души Илии–Иоанна в Рафаэле. Тот, кто честно и искренне хочет заняться тем, чем был Рафаэль, должен иметь для этого особые чувства.

Я уже обращал выше внимание на современного историка искусства Германа Гримма и сказал, что ему было возможно с некоторой легкостью написать биографию Микеланджело, но он трижды принимался за то, чтобы написать род жизнеописания Рафаэля. И так как Герман Гримм не был обыкновенным "ученым" (такой, конечно, со всем справится), но универсальным человеком, который был искренен в своем сердце в отношении того, что он хотел понять и исследовать, то он должен был признать, если он создал то, что должно было быть "Жизнью Рафаэля", то это все–таки не было жизнью Рафаэля. Он должен был все время снова приступать к этому, но все не был доволен своей работой, и незадолго до смерти он попытался еще раз (что есть в оставшихся его произведениях) подойти к Рафаэлю, чтобы постичь его так, как хотело его сердце. И уже характерно заглавие, которое должно было носить его новое толкование, именно: "Рафаэль, как мировая сила". (Сноска — Здесь Герман Гримм вообще отказался от жизнеописания Рафаэля, а дал собрание восхищенных отзывов об его произведениях за столетия, протекшие после смерти художника в 1520 году). Потому что ему казалось, что если искренне приближаться к Рафаэлю, то его нельзя описать, если не рассматривать его, как мировую силу, если нельзя провидеть то, что действует во всей мировой истории. Совершенно естественно, что современный писатель, можно сказать, с некоторой неуверенностью ставит слова, если он должен описывать так, как свободно и просто говорят Евангелия. Лучший писатель стесняется самого себя, подходя к такой работе. Но образы, которые он хочет описывать, вырывают у него соответствующие слова. Это очень примечательно, как пишет Герман Гримм в первых главах, написанных им перед смертью, говоря о Рафаэле. Это действительно так, что можно что–то предчувствовать в своем сердце об отношении с таким образом, каким был Илия–Иоанн, если, рассказывая о Рафаэле, он говорит:

"Если бы Микеланджело был чудом вызван от смерти, чтобы снова жить между нами, и я встретил бы его, то я с почтением отступил бы в сторону, чтобы дать ему пройти; если же я бы встретил Рафаэля, я пошел бы за ним, надеясь, не услышу ли я несколько слов из его губ. О Леонардо и Микеланджело можно ограничиться тем, чтобы рассказать, чем они были в свое время. У Рафаэля надо исходить из того, чем он является для нас теперь. На тех двух как бы накинут легкий покров, но на Рафаэля — нет. Он принадлежит к тем, чей рост еще далеко не закончен. Можно всегда представить себе будущих людей, для которых Рафаэль поставит новые загадки".

Герман Гримм описывает Рафаэля как мировую силу, как дух, который шагает через столетия, через тысячелетия, как дух, которому недостаточно места в отдельном человеке. Но еще и другие слова читаем мы у Германа Гримма, которые, как сказано, вырываются из искренности и честности его души. И они таковы, как если бы кто–нибудь хотел выразить, что вокруг Рафаэля есть словно большая аура, которая овевает его, как дух Илии веял вокруг Навуфея. Нельзя ли было бы это выразить иначе, чем как пишет Герман Гримм:

"Рафаэль — гражданин мировой истории. Он — как одна из четырех рек, которые, как верил древний мир, вытекают из Рая ..." *) (Сноска — Herman Grimm "Fragmente" II teil, seite 171,153).

Это мог бы написать, пожалуй, евангелист и так можно бы написать об Илии. Это значит, что и современный историк искусства, если он чувствует честно и искренне, может ощутить нечто из того, что идет из времен, как мировые импульсы. Правда, не нужно ничего другого, чтобы понять современную духовную науку, как обратиться к душевным и духовным потребностям людей, которые со всей страстью стремятся к тому, что является истинной в эволюции человечества.

Так стоит перед нами Иоанн Креститель, и это хорошо, если мы его так чувствуем, открывая Евангелие от Марка при чтении первых слов и продолжения в шестой главе. Библия не такая книга, как книга, принадлежащая современной учености, где совершенно "ясно" (как это теперь называют) тычут людям под нос, что им читать. Библия скрывает многое, что она имеет сообщить из таинственных вещей, за композиционным, за грациозным оккультно–композиционным художественным. Итак, она таит за композиционно–художественным многое как раз в отношении Крестителя.

Я могу обратить ваше внимание на одно, что вы должны принять, как ощущение, как истинное чувство только, но из которого вы можете видеть, что если другое можно рассматривать как истины, принимаемые рассудком, все же в Библии написано, как дух или душа Илии относится к душе или духу Иоанна Крестителя. Давайте рассмотрим, насколько это так, и так кратко, как это возможно сейчас, и дадим на себя воздействовать одному месту из описания Илии в Ветхом Завете:

"Илия встал и пошел в Сарепту. И когда он пришел к воротам города, он увидел вдову, собиравшую щепки. Он окликнул ее и сказал: "Принеси мне немного воды в кружке напиться". Когда она пошла, он крикнул ей вслед: "Принеси мне также кусок хлеба".

Она сказала: "Так истинно, как живет твой Господь Бог, у меня нет ничего печеного, а только горсть муки в ящике и немного масла в кувшине. И вот я собрала одну–две щепки и иду домой, чтобы сготовить себе и сыну поесть и умереть".

Илия сказал ей: "Не бойся, иди домой и сделай, как ты сказала. Но прежде всего сделай мне из этого маленькую лепешку и вынеси мне. Себе и сыну ты потом тоже испечешь. Потому что так говорит Господь Бог Израиля: мука в ящике не переведется и масло в кувшине не иссякнет до того дня, когда Господь пошлет дождь на Землю".

Она пошла и сделала, как сказал Илия. И он ел, и она, и домашние ее некоторое время. Мука в ящике не переводилась и масло в кувшине не кончалось по слову Господа, которое он сказал через Илию" (I книга Царств, 17,10–16).

Что мы читаем в этом рассказе об Илии?

Мы читаем о приходе Илии к вдове и о чудесном умножении хлеба. Оттого, что там дух Илии, наступает то, что нет нужды в хлебе, которого было мало. Хлеба прибавляется — это мы читаем в то мгновение, когда дух Илии пришел к вдове. Через дух Илии это происходит, что здесь представлено как умножение хлеба, как озарение хлебом. Мы могли бы сказать: "Нам светит из Ветхого Завета тот факт, что через явление Илии происходит умножение хлеба".

А теперь прочитаем шестую главу Евангелия от Марка.

Там рассказывается сначала, как Ирод обезглавил Иоанна, как потом Христос пришел к толпе учеников Иоанна. И дадим этой главе воздействовать на нашу душу.

"... И когда Он вышел, увидал Он большую толпу людей и сжалился над ними, потому что они были, как овцы, не имеющие пастуха, и начал их многому учить. И как стало поздно, подошли к нему ученики и сказали: "Место пустынное и уже поздно. Отпусти их, чтобы они пошли в ближние дворы и деревни и купили себе поесть". Но Он ответил им: "Вы дайте им поесть". А они сказали Ему: "Разве нам пойти и купить им хлеба на 200 динариев и дать им есть?" Но Он сказал им: "Сколько у вас хлебов? Подойдите и посмотрите". И они, справившись, сказали Ему: "Пять и две рыбы". И Он приказал им рассадить их группами на траве. И они расположились полулежа по сто и пятьдесят, а Он взял 5 хлебов и 2 рыбы, взглянул на Небо, благословил и преломил хлебы и дал их ученикам, чтобы они раздали, также и 2 рыбы поделил Он между ними. И они ели все и насытились". ... и т.д.

Вы знаете эту историю: опять умножение хлебов, опять через дух Илии–Иоанна. Библия говорит неясно в том смысле, как теперь понимают "ясно". Но Библия вкладывает в композицию то, что она хочет сказать. И кто умеет оценить истины чувств, тот захочет задержаться на одном месте своим чувством, где речь идет о том, как Илия пришел к вдове и умножает хлеб, и как снова родившийся Илия покидает физическое тело, а Христос в новом роде предпринимает то же, что может быть названо умножением хлеба.

Таково внутреннее продвижение в Библии, таковы внутренние взаимоотношения. Они указывают на то, чем, в сущности, является вся эта пустая ученость, которая говорит о "составлении Библии из отрывков", тогда как при настоящем понимании Библии мы находим во всей Библии единый компонующий дух — теперь безразлично, кто является этим компонующим духом. Так видим мы перед собой Иоанна Крестителя.

Это примечательно, как этот Креститель сам снова введен в дело Христа Иисуса. Дважды нам указывается, что Христос входит в ауру Крестителя, вступает тогда, когда его физическая личность отступает все дальше и, наконец, совсем исчезает с физического плана. Затем нам через простое Евангелие от Марка очень ясными словами указывается, как все становится иным теперь, через вхождение Христа Иисуса как раз в элемент Илии–Иоанна, как благодаря этому вошел в мир совсем новый импульс. Чтобы это понять, надо принять во внимание все описание, как оно сделано в Евангелии с того момента, когда Христос после заключения Иоанна в темницу, выступает, чтобы говорить о Царстве Божием, с одной стороны — до того, когда говорится об убийстве Иоанна Иродом и в следующих главах. Возьмем все эти истории, которые перед нами, вплоть до истории Ирода, и тогда мы находим, что они все исходят из того, — если мы их рассматриваем в их настоящем характере, — чтобы нам наглядно показать Сущностное Христа Иисуса. Уже вчера было указано, как действует это Существо Христа — действует так, что Его узнают не только люди, но и духи, которыми одержимы бесноватые, так что Его узнают и сверхчувственные существа. Это сразу встает перед нами резко и примечательно. Потом выступает перед нами — что То, Что живет во Христе Иисусе, есть нечто другое, чем то, что жило в Илии–Навуфее так, что дух Илии не мог полностью войти в Навуфея. Смысл Маркова Евангелия в том, чтобы рассказать, как в Иисуса из Назарета совершенно входит, совершенно наполняет Его земную личность то, что есть Христос, и как в Нем действует то, что узнают, как общечеловеческое "Я".

Что же так страшно демонам, которыми одержимы некоторые люди, когда они встречают Христа Иисуса? Это как раз то, что они вынуждены сказать Ему: "Ты Тот, кто носит в себе Бога!" Они Его узнают, как Божественную силу в человечестве, которая покоряет демона, заставляет их себя изгнать и, покорившись, выйти из людей силой того, что находится в личности человека. Тем самым этот образ в первых главах Евангелия от Марка так особенно разработан, что является как бы противоположностью к Илии–Навуфею и также к Илии–Иоанну. В то время как в них не могло жить полностью то, что их одушевляло, во Христе Иисусе это одушевляющее содержится полностью. Поэтому Христос Иисус, хотя в Нем живет Космический Принцип, предстает совершенно индивидуальной человеческой личностью для других людей, также и для тех, кого Он исцеляет.

Теперь обычно принимают такие описания, которые происходят из давнего прошлого, в странном смысле. Особенно многие из нынешних естествоиспытателей, "монистов", как они еще себя называют, когда хотят определить свое мировоззрение, принимают такие представления в совершенно особом смысле. Этот смысл можно бы определить тем, чтобы сказать: "Эти добрые ученые, эти добрые натурфилософы всегда втайне думают, хотя и стесняются это высказать, что было бы лучше, если бы Господь Бог предоставил им устраивать мир, потому что они лучше бы его устроили. Если мы возьмем такого естествоиспытателя, который клянется, что мудрость пришла к людям только в последние 20 лет (а другие считают даже, что только в последние 5 лет; эти рассматривают как предрассудки все, что было раньше этих пяти лет), и он будет особенно сожалеть, что когда Христос Иисус был на Земле, еще не было совершенной медицины со всеми ее естественнонаучными знаниями и средствами, потому что было бы разумнее, чтобы все, как, например, теща Симона и другие, были излечены средствами нынешней медицины. Потому что, по их мнению, это был бы более совершенный Господь Бог, если бы он сформировал свой интеллект согласно современной науке. Он не оставил бы людей так долго томиться по современному естествознанию. А так, все–таки, мир, каким его устроил Бог, против того, что могли бы устроить ученые, надо считать несколько неудачным. Этого не говорят, стесняются сказать, но между строк это так. Надо только называть верными именами вещи, которые теперь приняты у материалистических ученых–естественников. Так, если бы можно было поговорить с глазу на глаз с таким господином, то можно было бы услышать мнение: собственно, нельзя не быть атеистом, когда видишь, как мало удавалось Господу Богу во времена Христа излечивать людей методами современного естествознания. Только одного люди не обдумывают, что они должны брать честно и серьезно слово "эволюция", которое они так любят употреблять, и что все должно быть захвачено в эволюцию для того, чтобы мир мог прийти к своей цели. И не гнаться только за тем планом, который создала бы теперешняя наука, если бы собралась творить мир. Когда так думают, не знают толком, что все строение человека, соединение его тонких тел раньше было совершенно иным. Тогда нельзя было подходить к человеческой личности с методами нынешнего естествознания. Тогда эфирное тело было гораздо деятельнее, гораздо сильнее, чем теперь. Тогда можно было эфирным телом совершенно иначе воздействовать на физическое. И совершенно не то, что ныне, значило тогда, если (выскажем это сухо) исцеляли "чувствами", иногда чувство изливалось из одного в другого. Когда эфирное тело было еще сильнее и господствовало над физическим, тогда можно было совершенно иначе пользоваться тем, что называют психически–спиритуальными средствами лечения. Люди были иной конституции, поэтому и лечить надо было иначе. Если этого не знают, то будут говорить, как естествоиспытатели: "В чудеса мы больше не верим. А то, что там рассказывают об этих исцелениях, именно чудеса, и это надо устранить".

А если оказываются нынешним просвещенным теологом, то оказываются в особенном смущении: хотели бы эти вещи сохранить, но спотыкаются о современный предрассудок, что так исцелять нельзя, что это — "чудеса", и тогда дают много объяснений о возможности или невозможности чуда. Только одного не знают, а именно, что все, что до шестой главы описано в Евангелии от Марка, для тогдашнего времени вообще не было чудом — также мало, как мало явилось бы чудом, если теперь оказывают влияние каким–нибудь лекарством на те или другие функции человеческого организма. Ни одному человеку тогда не показалось бы чудом, если бы кто–то сказал прокаженному, простерши к нему свою руку: "Я хочу, очистись!" Все природное, что тогда переливалось от человека к человеку, было этим лекарством. Сегодня это уже не подействовало бы, потому что теперь вся связь человеческого эфирного и физического тел — уже другая. Тогда врачи вообще так лечили. Поэтому у Христа Иисуса было вовсе не очень выдающейся особенностью то, что Он лечил и очищал прокаженных сочувствием и возложением рук — это было само собой разумеющимся для того времени. Что в этой главе должно быть отмечено — это нечто совсем другое, и тому, что здесь должно быть отмечено, надо посмотреть в глаза.

Бросим взор на тот способ, каким тогда, например, получали образование большие и малые врачи. Их учили в школах, которые присоединялись к школам Мистерий, и они получали в свое распоряжение силы, которые из сверхчувственных миров действовали через них так, что тогда лечащие врачи были медиумами для высших сил. Они передавали сверхчувственные силы собственной медиумической способностью, до которой они были подняты во врачебных школах Мистерий.

Когда такой врач возлагал руки, то не его силы изливались через них, а силы сверхчувственного мира. То, что он мог быть каналом для действия сверхчувственных сил, это было дано при его посвящении в школе Мистерий. И рассказы, что прокаженный или больной лихорадкой были излечены такими психическими воздействиями, тогдашнему человеку не показались бы особо чудесными. Что было важно, это не то, что происходило исцеление, а то, что явился некто, кто, не бывши в такой школе, мог так исцелять. Что появился такой, которому та сила, которая притекает из высших миров, была заложена в сердце и душу, и что эти силы стали личными, индивидуальными силами.

Было установлено, что время исполнилось, что человек впредь не может быть таким, чтобы мочь быть каналом для сверхчувственных сил — что это прекратилось. И тем, которые крестились в Йордане, стало ясно, что это время кончается и что все, что должно быть сделано в будущем, это должно быть сделано через человеческое "Я", через то, что должно войти в божественный внутренний центр человека — что вот стоит Один между людьми, Который из Себя делает то, что другие делали с помощью тех, которые живут в сверхчувственных мирах и действуют через них своими силами.

Также не схватывает смысл Библии тот, кому событие исцеления представляется чем–то особенным. Оно не было таким на закате старого времени, когда такие исцеления еще могли быть и когда сказано, что Христос во время этого заката производил исцеления — но производил их новыми силами, которые с этих пор должны быть. Поэтому показано с полной ясностью, которую ничем нельзя заглушить, как Христос Иисус действует от человека к человеку. Везде подчеркнуто, что Он действует от человека к человеку. Это нельзя выяснить ярче, чем там, где Христос исцеляет женщину, в пятой главе Евангелия от Марка. Он ее исцеляет тем, что она к нему подходит, хватается за Его одежду, а Он чувствует, что из Него истек ток силы. Все рассказывается так, что нам представлено: женщина приближается к Христу Иисусу, хватается за Его одежду — Он ничего другого не делает. Делает она — хватается за Его одежду.

Из Него выходит ток силы. Почему? Не потому что Он послал ей в этом случае, а потому, что она его извлекла! А Он только потом заметил. Это нам совершенно ясно показано. А когда Он заметил это, как Он выражается? "Дочь, твоя вера помогла тебе. Иди с миром и будь здорова от болезни твоей". Он Сам только замечает, что когда Он присутствует, Божественное Царство вливается в Его душу и изливается из Него. Он стоит не так, как раньше стояли заклинатели демонов по отношению к своим пациентам. Тогда пациент мог верить или не верить. Сила, которая исходила из целителя, струилась на больного. Теперь же, когда в дело вступает "Я", это "Я" должно действовать вместе с другими "Я" — все индивидуализируется.

Важно описание этого события, а не то, что тогда само собой разумелось — что можно душой действовать на тело; важно то, что одно "Я" должно было вступать в соотношение с другим "Я", когда должно было начаться новое время. Раньше Духовное было в высших мирах, носилось над человеком. Теперь Царства Небесные ближе подошли и должны войти в сердца людей и обитать там, как в некотором центре. В этом все дело. Теперь сливалось для такого мировоззрения внешнее физическое и внутреннее моральное по–новому, таким образом, что то, что для времени от основания христианства до нынешнего времени могло быть только верой — в наше время может быть знанием.

Возьмем прежнего пациента, который стоял перед своим врачом–целителем, как я это только что описал, в старое время. Магические силы низводились через посредство врача, который подготовлялся для этого в школе Мистерий, и эти силы проходили через тело врача на больного. Тогда не было связи с моралью больного, потому что все действие не касалось морали, не касалось еще "Я" больного. Тогда было безразлично, какая у него мораль, потому что силы магически проистекали из высших миров. Теперь пришло новое время: теперь сливались вместе моральное и физическое исцеление по–новому. Когда это знают, понимают и второе повествование:

"... Прошли дни и Он снова пришел в Капернаум и стало известно, что Он в доме. И собралось много людей, так, что и перед дверью толпился народ, и Он говорил им. Они пришли к Нему с расслабленным, которого несли четверо. И так как они не могли с ним пробраться до Него из–за многолюдства, то они разобрали крышу там, где Он был, и спустили через отверстие носилки, на которых лежал расслабленный. И так как Христос увидел их веру, он сказал расслабленному: "Дитя, отпускаются тебе грехи твои!" (Марк, 11, 1–5).

Что сказал бы старый врач? Чего ожидали фарисеи и книжники, когда должно было наступить излечение? От старого врача они ожидали бы, что он скажет: "Силы, которые входят в тебя, в твои расслабленные члены, смогут тебя двигать". Как говорит Христос?

– "Отпускаются тебе грехи твои!", то есть моральное, в котором участвует "Я". Это — речь, которую фарисеи не понимают. Они ее не могут понять. Она им кажется кощунственной, так как здесь человек говорит так, как только Бог может говорить, потому что Он живет в сверхчувственном мире и оттуда действует, и так как грехи могут быть отпущены только из сверхчувственного мира. Что отпущение грехов может иметь что–то общее с тем, кто лечит, этого они не могут понять. Поэтому Христос говорит дальше:

"Что легче сказать расслабленному: твои грехи отпущены, или сказать: встань, возьми свои носилки и иди? Но чтобы вы знали, что Сын Человеческий имеет власть отпускать грехи на Земле (обращаясь к расслабленному), говорю тебе: встань, возьми носилки твои и иди домой. И он встал, взял свои носилки и ушел на глазах у всех". (Марк, 11, 9–12).

Он связывает моральное с магическим способом исцеления и этим дает переход от состояния без "Я" к состоянию, исполненному "Я" — и так при каждом отдельном описании (в Евангелии от Марка).

Так должны мы понимать эти вещи, потому что так они сказаны там. А теперь сравните, что имеет сказать духовная наука со всем тем, что говорится в толкованиях на Библию о "прощении грехов": вы найдете странные объяснения для этого, но нигде чего–нибудь удовлетворительного, потому что не знали, чем была, собственно, Мистерия Голгофы.

Только вера, сказал я, должна была быть. Почему вера? Потому вера, что выражение морального в физическом свершается не в течение одного воплощения. Если мы теперь стоим перед человеком, мы не можем его физический недостаток объяснять выражением морального в физическом в одной инкарнации. Только если мы выходим за пределы одной инкарнации человека, находим мы связь морального с физическим в его Карме. Так как до нашего времени Карма почти совсем не подчеркивалась или мало подчеркивалась, мы можем сказать: до сих пор связь между физическим и моральным могла быть только верой. Теперь, когда к Евангелию можно подойти духовнонаучно — это становится знанием. Здесь стоит перед нами Христос Иисус, как Посвященный в Карму рядом с нами, иногда Он открывает: "Этого Я могу излечить, потому что Я вижу по его личности — его Карма такова, что он может теперь встать и ходить".

Вы видите по такому месту, что только вооружившись средствами современной духовной науки, можно понимать Библию. Это наша задача: показать, что в этой книге, в этой мировой книге действительно заключаются глубочайшие сокровища мудрости о развитии человечества. Когда будет понято, что происходит космически на Земле (а мы будем это все больше и больше выявлять в этих лекциях, потому что к этому дает повод Евангелие от Марка), какое космически–земное и земно–космическое значение имеет эта Мистерия Голгофы, тогда не смогут находить, что то, что может быть сказано в отношении Евангелий, может быть оскорбительным для какого–нибудь другого исповедания в мире. Правильное понимание Библии, по причинам, которые были указаны вчера в конце лекции и прежде всего потому, что правильное понимание Библии действительно не может заключаться в пределах какого–либо исповедания, не должно стать универсальным — правильное понимание Библии будет в своей внутренней правде стоять на почве духовной науки и отдавать одинаковое значение всем религиозным исповеданиям мира. Этим религии будут примирены между собой.

И как начало такого примирения является то, что я вам мог рассказать в начале первой лекции о том индусе, который читал свою лекцию "Христос и христианство", в которой он, хотя и обремененный всеми предрассудками своей нации, все–таки взирал на Христа в междуисповедном смысле.

Что надо пытаться понять этот образ Христа — это будет задачей духовнонаучной деятельности в различных вероисповеданиях. Потому что, мне кажется, задачей духовного движения должно быть углубление в религиозные исповедания так, чтобы углубить понимание внутреннего существа отдельных религий.

Снова в этом случае надо привести то, что я уже много раз упоминал: как будет относиться буддист–теософ к теософу–христианину. Тогда буддист скажет: "Гаутама Будда после того, как он из Бодисаттвы стал Буддой, достиг после смерти такой высоты, что ему не нужно больше возвращаться на Землю". А христианин–теософ прибавит к этому: "Я это понимаю, потому что я это сам думаю о твоем Будде, когда я погружаюсь в твое сердце и верю в то, во что веришь ты".

Это значит понимать религию другого, подняться до религии другого. Христианин, который стал теософом, может все понять, что говорит другой. Что же будет говорить буддист, ставший Теософом? Он скажет: "Я пытаюсь понять то, что является самым внутренним нервом христианства, что во Христе дело идет не только о том, что Он — основатель религии, что в Мистерии Голгофы дело идет о сверхличном, о том, что не человек "Иисус из Назарета" стоял там, как основатель религии, но что в Него вошел "Христос", умер на кресте и так совершил Мистерию Голгофы".

И что эта Мистерия Голгофы является космическим событием — к этому он придет. И буддист скажет: "Теперь я не буду заблуждаться после того, как понял сущность твоей религии, а ты — моей, в чем здесь дело, и не буду представлять Христа, как кого–то, кто может снова воплотиться; потому что тебе важно то, что там свершилось. И я странно бы говорил, если бы сказал, что христианство надо в чем–то исправить, что тогда при большем понимании Христа, Его через три года не распяли бы на кресте, что с основателем религии надо было бы поступить иначе и т.д.".

В этом–то и дело, что Христос был распят, пригвожден на кресте. Дело не в том, что думают: это случилось неправильно и христианство теперь можно бы исправить. Ни один буддист, ставший теософом, не мог бы говорить иначе, как: "Я пытаюсь, как ты понимаешь сущность моей религии, также понять действительно сущность твоей".

Вот что случится, если отдельные представители различных религиозных систем поймут друг друга, когда христианин скажет буддисту: "Я верю в твоего Будду, как ты веришь в твоего Будду". А буддист скажет христианину: "Я могу понять Мистерию Голгофы, как ты сам ее понимаешь".

Что будет с человечеством, если такое будет со всеми? Мир настанет на Земле между людьми, взаимное признание религий! И это должно прийти! И теософское движение должно быть таким взаимным, искренним пониманием религий. Было бы против духа теософии, если бы христианин–теософ сказал буддисту: "Это пустое, что Гаутама, став Буддой, не должен больше воплощаться. Он должен в XX–м веке появиться как физический человек!" Тогда буддист сказал бы: "Что — у тебя теософия только затем, чтобы насмехаться над моей религией?"

Вместо мира между религиями возбуждена была бы вражда. Но также должен и христианин сказать буддисту, который хотел бы говорить об исправлении христианства: "Если ты можешь утверждать, что Мистерия Голгофы — ошибка, и что Христос снова должен прийти в физическом теле, чтобы с Ним теперь лучше обошлись, то значит ты не стараешься понять мою религию — тогда ты оскорбляешь мою религию!"

Теософия не для того, чтобы религиозное исповедание, старое или вновь основанное, имеющее значение духовно, было осмеяно: потому что тогда это было бы общество общего поношения, а не взаимного понимания религий.

Это мы должны себе записать в души, чтобы мы поняли дух и оккультное зерно теософии, а его мы лучше всего поймем, если распространим на все религии силу и любовь, которые правят в Евангелиях. Что это может быть сделано, особенно опираясь на Евангелие от Марка, нам должны показать следующие лекции.