Мои дорогие друзья!

Вчера во вводном порядке наше внимание было обращено на то, что правильно понять некоторые более древние события в истории человечества мы можем, если будем смотреть не на одни только силы и способности самих личностей, но допустим, что через соответствующие личности, как бы посредством орудий, действуют существа, которые, так сказать, устремляют в наш мир свои действия из высших миров. Мы должны представлять себе, что эти существа не могут воздействовать непосредственно на наши физические процессы, на факты нашей физической действительности, так как на современной ступени своего развития они не могут воплотиться в физическом теле, которое берет свои составные элементы из нашего физического мира. Поэтому, если они хотят действовать в нашем физическом мире, они должны пользоваться физическим человеком, его руками, но также и его рассудком, и его способностью понимания. Чем дальше мы пойдем назад во времена человеческого развития, тем отчетливее выраженным найдем мы влияние и воздействие таких существ высших миров. Но нельзя думать, что это устремление сил и воздействий из высших миров через людей в физический мир прекращалось когда-либо, включая наше время.

Для того, кто знаком с духовной наукой, кто, как это мы могли делать вот уже столько лет, принял в себя то, что ведет наше ощущение и представление к признанию высших миров, для него ведь такой факт, как только что указанный, будет, конечно, сразу понятен, потому что он привык постоянно протягивать связующие нити между нашим познанием, нашим мышлением, нашей волей и существами высших иерархий. Но сторонник духовной науки попадает ведь иногда в положение, когда он должен защищаться от материалистических представлений, раз уж они существуют в наше время, от представлений, которые людей, стоящих в стороне от духовного развития, лишают возможности сколько-нибудь вникнуть в то, что должно быть сказано о воздействии высших миров на наш физический мир.

В наше время, в сущности, к устарелым взглядам относится и то, когда говорят о господстве хотя бы абстрактных идей в человеческих событиях, в истории. Для многих людей совершенно недопустимо перед лицом настоящей научности говорить, что известные идеи, абстрактные идеи, которые, собственно, могут жить ведь только в нашем рассудке, что они выявляются в следующих одна за другой исторических эпохах. Последний отблеск, так сказать, веры в такие абстрактные идеи,– относительно которых, конечно, нельзя понять, как они могут действовать, раз это только абстрактные идеи,– по меньшей мере, последний отблеск веры в такие абстрактные идеи в XIX веке содержали в себе еще исторические труды Ранке. Но и эта вера в движущие идеи истории постепенно будет выброшена за борт нашим нарастающим материалистическим развитием, и ныне, даже по отношению к истории, считается признаком ясной головы, когда считают, что все, характеризующее эпохи, выступающее в эпохах, возникает, в сущности, лишь благодаря стечению физически зримых внешних действий, внешних потребностей, внешних интересов и даже идей физических людей. Ныне прошло то время, когда как бы через инспирацию такие умы, как, например, Гердер, изображали развитие истории человечества так, что всюду видно: здесь в основе лежит по меньшей мере предположение живых сил, живых сверхчувственных сил, которые выявляются через деяния людей, через жизнь людей. А тот, кто сегодня хочет быть умным, скажет: правда, у такого человека, как Лессинг, было много разумных идей, но затем, в конце своей жизни, он пришел к тому вздору, как тот, который он написал в своем “Воспитании человеческого рода”, где он не знал, чем себе помочь иначе, как связав строгую закономерность в ходе исторического развития с идеей перевоплощения. В последних положениях “Воспитания человеческого рода” Лессинг, действительно, выразил то, что описывает, исходя из оккультных фактов, духовная наука; а именно то, что души, жившие в древние времена, воспринявшие тогда живые действенные силы, переносят эти силы в свои новые воплощения, так что существует не абстрактное, только идейное непрерывное течение, но подлинное, реальное непрерывное течение духа позади материального процесса. Как уже сказано, умный человек скажет: в старости он [Лессинг] дошел еще до таких путаных идей, как перевоплощение, но на них обращать внимание не следует.

Это напоминает, мои дорогие друзья, опять-таки столь горькую, ироническую и все же такую умную запись, которую Геббель раз сделал в своем дневнике. В ней он говорит, что было бы прекрасным сюжетом следующее: учитель гимназии в своей школе проходит Платона, а перевоплощенный Платон находится среди его учеников, и он настолько скверно понимает Платона в объяснении учителя гимназии, что учителю приходится его строго наказать. Ведь в том, что касается исторического восприятия развития человечества, из прежнего духовного понимания очень многое утеряно, и духовная наука действительно должна будет защищаться от натиска материалистического мышления, которое проникает со всех сторон и которое находит прямо глупым то, что может быть сообщено на основе духовных фактов. И мы, в сущности, зашли в этом очень далеко. Например, все те мощные образы, все те мощные символические представления, которые проистекали из древнего ясновидческого познания людей и которые выразились в мифологиях, в фигурах героев, в образах легенд и сказок, находят сегодня толкователей самого странного рода. Самое курьезное в этой области, пожалуй, та книжонка “Орфей” Соломона Рейнака, которая в наше время обратила на себя известное внимание во многих кругах Франции. Все, из чего проистекали образы Деметры, Орфея, образы другого мифологического круга, сводится там к чисто материальным событиям, и порой более чем странно, как выводится историческое существование той или иной фигуры, которая скрывается, скажем, за Гермесом или Моисеем, и как тривиально стараются объяснить эти фигуры из чисто человеческого сочинительства, из фантазии. По методу Соломона Рейнака, через 60– 70 лет, то есть когда немного сотрется внешняя память о нем, было бы легко доказать, что никогда не было подобного Рейнака, что это есть народное творчество, которое перенесло древнюю идею о Рейнеке Лисе на Соломона Рейнака. По его методу это было бы вполне возможно. Это все так нелепо, как и то, что,– как это разъясняется в предисловии, – эта книжонка “Орфей” написана “для широких кругов современных образованных людей, а также для юношества”! “Для юношества”, ибо Рейнак подчеркивает, что он избегал всего,– хотя того, чтобы свести идею Деметры к свинье, он не избегнул,– что он избегал всего, могущего оскорбить нравственные чувства молодых девиц! Однако он обещает, что если его книга приобретет влияние, на которое он надеется, подготовить особое издание своей книги для мамаш, которое будет содержать все то, что пока еще должно быть скрыто от дочерей. Так далеко мы зашли.

Хотелось бы постоянно обращать внимание как раз сторонников духовной науки на то, что действие духовных властей, духовных сил посредством людей вплоть до нашего столетия действительно можно доказать на чисто внешних разумных основаниях, совершенно независимо от чисто оккультно6эзотерического исследования, которое будет, главным образом, нас здесь занимать. Но чтобы нам достичь взаимопонимания в том, каким образом духовная наука может получить известную возможность отстаивать чисто внешне действие сверхчувственных сил в истории, позвольте мне указать вам на следующее.

Тот, кто имеет некоторое представление о развитии современного человечества, совершавшемся, скажем, в XIV, XV веках, вплоть до XVI века, знает, сколь бесконечно глубокое значение в этом внешнем развитии человечества в Новое время имело историческое выступление определенной личности, относительно которой действительно можно, я бы сказал, самым внешним образом доказать, что через нее действовали духовно6сверхчувственные силы. Чтобы пролить немного света на оккультное понимание истории, можно поставить вопрос: что сталось бы с развитием новейшей Европы, если бы в начале XV века в развитие не включилась девушка из Орлеана, Орлеанская Дева? Тот, кто хотя бы чисто внешне рассмотрит развитие этого времени, должен сказать: если вычеркнуть из исторического процесса деяния Орлеанской Девы, то по одному тому, что можно узнать из чисто внешних исторических исследований, станет ясным: без действия высших сверхчувственных сил через Орлеанскую Деву Франция, да и фактически вся Европа, должны были бы получить в XV веке совершенно иной облик. Ибо тогда все, что происходило в импульсах воли, в мозгах физических голов, шло к тому, чтобы наложить, так сказать, на все государства Европы вычеркивающее и погашающее народные индивидуальности всеобщее представление о государстве. Под этим влиянием, конечно, стало бы невозможным бесконечно многое из того, что в последние столетия выработалось в Европе благодаря взаимодействию европейских народных индивидуальностей. Пусть представят себе, что из истории вычеркнуты деяния Орлеанской Девы, пусть представят себе Францию предоставленной своей судьбе без выступления Орлеанской Девы, пусть зададут себе вопрос, что стало бы с Францией без этого подвига? И затем пусть обдумают, какую роль Франция играла в последующих столетиях для всей духовной жизни человечества. И пусть сопоставят это с неопровержимыми, доказуемыми внешними документами фактами, свидетельствующими о посланничестве Орлеанской Девы. Отдадим себе отчет в том, как эта девушка с не особенно высоким даже для ее времени внешним образованием вдруг, в возрасте еще не полных двадцати лет, осенью 1428 г. чувствует, что к ней обращаются духовные власти сверхчувственных миров; власти, которые она наделяет, конечно, теми формами, которые для нее привычны, так что она видит их сквозь призму своих представлений, однако это не довод против реальности этих властей. Представьте себе, что она знает: сверхчувственные власти направляют силу ее воли к совершенно определенному месту. Я рассказываю вам об этих фактах не то, что можно было бы изложить согласно Хронике Акаши, но лишь то, что установлено согласно документам, чисто исторически.

Мы знаем, что эта девушка из Орлеана открылась сначала одному своему родственнику, у которого она, можно сказать, почти случайно нашла понимание; что она разными окольными путями и с большими трудностями была приведена в лагерь, где расположился двор короля Карла, который со всем французским войском дошел, так сказать, до последнего предела, и мы знаем, что под конец, после того, как ей воздвигли на пути всевозможные преграды, среди целой толпы народа, куда король Карл был помещен так, чтобы его нельзя было вообще различить внешнему взгляду, она верно нашла его, сразу же направясь к нему. Известно также, что тогда она открыла ему нечто,– этим он хотел ее испытать,– о чем, можно сказать, знали лишь сверхчувственный мир и он один. И вы, может быть, знаете из внешней истории, как затем она, ведомая неизменным импульсом и под неизменным влиянием своей крепкой веры,– лучше сказать, своим непосредственным видением,– среди величайших трудностей привела войско к победе, а короля – к коронованию.

Кто вмешался тогда в ход исторического развития? Не кто иной, как существа, принадлежащие к высшим иерархиям! Девушка из Орлеана была внешним орудием этих существ, и они, эти существа высших иерархий, направляли события истории. Может статься, мои дорогие друзья, что кто-нибудь рассудительно возразит: “направляй ее я, я направил бы ее умней”, полагая, что то или иное, произошедшее благодаря выступлению Орлеанской Девы, не укладывается в его голове. Но те, кто принимают духовную науку, не должны желать исправлять деяния богов человеческим умом, как это теперь происходит повсюду в нашей так называемой цивилизации. Видите ли, естественно, нашлись люди, которые в духе нашего времени захотели, так сказать, освободить современную историю от подвигов Орлеанской Девы. Характерное для нашего времени произведение написал в этом материалистическом духе Анатоль Франс. Следовало хотя бы знать, как разделывается материалистическое мышление с сообщениями, которые действительно,– я говорю все еще о документах внешней истории,– весьма хорошо обоснованы.

Так как мы находимся как раз здесь, в этом месте, а я иногда люблю обратить внимание на местные условия, я хочу привести вам документ, на который здесь уже раз ссылались. Штутгартцы, конечно, знают, что здесь, в этом месте, жил некогда выдающийся исследователь Евангелия. Конечно, нам незачем соглашаться со многим остроумным, что Гфрёрер,– так звали исследователя Евангелия,– предлагает в своем исследовании Евангелия, и можно быть вполне уверенным, что Гфрёрер, если бы он слыхал, что сейчас возвещается в области духовной науки, употребил бы то выражение, которое он часто употреблял по отношению к своим противникам, которых он по своей твердолобости не очень-то жаловал; выражение, что и теософы – это такие люди, у которых “не все ладно под шляпой”. Но тогда не настало еще время, когда можно было, как это делается сегодня, так сказать, чисто материалистическим образом перешагнуть через исторические документы, когда эти документы касаются событий, которые неудобны, которые явно указывают на действие живых высших сил в нашем физическом мире.

Итак, сегодня я хотел бы снова привести небольшой документ, письмо, которое было опубликовано в первой половине XIX века. Я хочу прочесть вам только некоторые места, так же, как тогда Гфрёрер ссылался на это письмо для оправдания своей веры. Я хочу прочесть вам место из одной характеристики Орлеанской Девы и затем спросить вас, что такое живое описание означает.

После того, как автор письма, на которое ссылался Гфрёрер, перечислил, что совершила Орлеанская Дева, он продолжает: “Это и многое другое совершила [Орлеанская] Дева, и с Божией помощью она совершит еще большее. Это – девушка прелестной красоты и обладает мужественной осанкой. Она говорит мало и выказывает удивительный ум; когда она говорит, голос ее приятен, как и подобает женщинам. В еде она умеренна, еще более умеренно пьет она вино. Красивые кони и оружие доставляют ей удовольствие. Вооруженных и благородных мужей она очень любит. Многолюдные собрания и разговоры неприятны Деве. Она часто проливает слезы, любит веселые лица, переносит неслыханный труд и столь ревностна в вождении войска и ношении оружия, что остается при полном вооружении без перерыва по шесть суток днем и ночью. Она говорит, что англичане не имеют права на Францию и поэтому, как она говорит, Бог послал ее, чтобы она изгнала и победила их, но только после предварительного увещевания. Королю она оказывает величайшее почитание; она говорит, что он любим Богом и находится под особой защитой, почему он и будет соблюден. О герцоге Орлеанском, Вашем племяннике, она говорит, что он будет освобожден чудесным образом, но только после того, как англичанам, которые держат его в плену, будет направлен призыв освободить его. И чтобы закончить, светлейший принц, мое донесение: происходит и происходило много еще более удивительного, чем я могу вам описать или выразить словами. В то время как я это пишу, названная Дева уже направилась в окрестности города Реймса в Шампани, куда спешно отправился король для своего помазания и коронования с Божией помощью. Светлейший и могущественнейший принц и мой высокочтимый господин, смиренно поручаю себя вам, прося Всевышнего сохранить Вас и исполнить Ваши желания.

Написано в Битероми в 21 день месяца июня.

Ваш смиренный слуга Персиваль, владетель Бонламиулька, советник и казначей короля французов и господина герцога Орлеанского, сенешаль короля, родом из Берри”.

Человек, который знает эту девушку, пишет это письмо, находясь в непосредственной близости к королю. Поистине удивляешься, когда находишь все эти вещи вновь на чисто оккультных основаниях и доказательствах,– ибо их можно найти в Хронике Акаши,– и затем видишь, что в таких случаях вполне можно привести и внешние исторические документы. Короче, кажется почти безумием сомневаться в том, что действовало через Орлеанскую Деву. И если мы затем примем еще во внимание, что благодаря ее подвигам вся история Нового времени получила другой облик, то это даст нам право сказать, что мы видим здесь действующий непосредственно, внешне-документально доказуемо, сверхчувственный мир.

Если же затем духовный исследователь идет дальше и ищет своими средствами настоящего инспиратора, действовавшего на Орлеанскую Деву, то, исследуя одну за другой эпохи, он находит нечто совсем особенное. Он находит, что тот же самый дух, который действовал через Орлеанскую Деву, так сказать, как через свое орудие, в совсем другой форме, инспирируя совсем иным образом, воздействовал на другую личность, которая в качестве философа жила при дворе Карла Лысого, на Скота Эриугену, чьи философско6теологические идеи имели такое глубокое влияние на Европу в более раннюю эпоху. Таким образом, мы видим, что одни и те же силы в различные эпохи различным образом действуют посредством людей, как посредством своих орудий, что непрерывность совершающегося заключена в том, что мы называем историей.

Вчера я показал вам, как в значительном мифе вавилонско-халдейской эпохи указывается на воздействие духовных миров на людей, от которых зависело многое в ходе истории в третьем из наших послеатлантических периодов, зависело многое в ходе всего исторического становления в древней Халдее, в древней Вавилонии. Но теперь мы должны рассмотреть, конечно, также с точки зрения оккультной науки, те две личности, которые скрываются за легендарными именами Гильгамеша и Эабани. Оккультно-исторически мы должны видеть в них личности, которые стоят у исходного пункта того, что мы называем вавилонской, халдейской культурой. То, что могло прийти от них как импульсы, мы находим вновь в развитии духовной культуры древней Вавилонии и Халдеи. Гильгамеш был личностью, имевшей позади себя много инкарнаций такого рода, что эту личность можно назвать старой душой в развитии человечества.

Вы уже знаете из “Очерка тайноведения”, что в лемурийском периоде земного развития лишь совсем немногие люди выдержали его события на самой Земле, лишь немногие остались на Земле во время лемурийского периода; что большая часть душ прежде, нежели началась собственно опасность мумифицирования всего человеческого, поднялась от Земли к другим планетам и жила дальше на Марсе, Сатурне, Венере, Юпитере и так далее; что затем, с конца лемурийского периода, и во время атлантического периода эти души постепенно вновь спустились на Землю, чтобы в изменившихся земных условиях воплощаться в земных телах и появляться все в новых инкарнациях. Так что мы имеем души, которые сравнительно рано спустились из мира планет, и другие, которые спустились поздно, в более поздние эпохи атлантического развития. Первые, те, что спустились раньше, имеют позади себя больше инкарнаций на земле, чем те, что спустились позже, и потому в противоположность первым мы можем назвать эти души молодыми душами, душами, которые, значит, меньше восприняли в себя. Старой душой была та индивидуальность, которая скрывается за именем Гильгамеша, и более молодой – та, которая была воплощена в Эабани у исходного пункта вавилонской культуры. Да, относительно большего и меньшего возраста человеческих душ открывается,– можно почти сказать, даже к изумлению оккультиста,– нечто удивительное.

Если сегодня кто-нибудь преуспел, например, настолько, что немного допускает истины духовной науки, но в остальном все еще цепляется за предрассудки и оценки внешнего мира, ему, возможно, покажется, что, например, души философов и ученых нашего времени надо причислять к более старым душам. Оккультное исследование выявляет как раз обратное, как бы странно это ни звучало, и даже для оккультистов поразительно, что, например, в Канте жила молодая душа. Да, с этим ничего не поделаешь – факты говорят это. Можно было бы указать и на то, что более молодые души воплощаются, конечно, в большинстве случаев, в цветных расах; что цветные расы, именно негритянская раса, приводят к воплощению главным образом более молодые души. Как раз своеобразие того рода человеческого мышления, который выражается в учености, в нынешней материалистической науке, обуславливает более молодые души. И может быть даже доказано, что предшествующее воплощение многих личностей, относительно которых никак нельзя было бы это предположить, определенно протекало среди дикарей. Да, так опять-таки говорят факты! Все это должно быть усвоено, ибо это так. Конечно, это не преуменьшает значения суждений, которые мы имеем об окружающем нас мире, их ценности; тем не менее это должно быть принято для общего понимания того, о чем идет речь. В этом смысле в древней Вавилонии мы имеем дело в Эабани с молодой душой, в Гильгамеше – со старой. Такая старая душа по всей своей природе рано охватывает не только то, что является как бы элементом, фактором современной культуры, но и то, что, как культурные возможности, входит в настоящее и позволяет заглянуть в далекие перспективы будущего.

Пусть возражают в ответ на объяснение, что часто столь низко ценимые теософы в большинстве случаев являются более старыми душами, чем те, кто читает академические лекции. Но это показывает исследование; и хотя духовное исследование не должно быть ложно употребляемо для переворачивания оценок и глумления над тем, что является принадлежностью нашей культуры, но ведь надо смотреть правде прямо в глаза.

Таким образом, Гильгамеш был личностью, которая, в силу своей душевной конституции, была связана с тем, что принадлежало к наиболее передовым духовным элементам и духовным факторам того времени; с тем, что для того времени светило далеко в будущее, что и тогда могло быть достигнуто только тем, что подобная личность прошла посвящение известного рода. Через определенное посвящение, через сообщение того, что могло быть получено лишь посредством посвящения, должно было быть дано Гильгамешу то, что делало его способным дать фермент для вавилонской культуры. Итак, он должен был пройти посвящение до известной ступени.

Посмотрим, в каком положении должен был находиться Гильгамеш в человеческом развитии прежде этого посвящения. Он был человеком третьей послеатлантической эпохи. В эту эпоху наступили уже сумерки для естественного человеческого ясновидения, для того, что человек мог и на что он был способен благодаря своим природным силам. Ясновидение не существовало уже в той степени, чтобы большое число людей могло взирать назад на свои более ранние инкарнации. Если мы пойдем далее назад, во вторую, в первую послеатлантические эпохи, мы увидим, что большинство людей на земле еще могли взирать на их прежние инкарнации, на протекание их душевной жизни до их теперешнего рождения. Но это постепенно было утрачено. У Гильгамеша дело обстояло так, что с самого начала существо, которое должно было проявиться через него и которое могло проявиться через него, только постепенно ведя его к некоторому посвящению, что это существо всегда охраняло его. Оно ставило его на то место, где он учился судить о своем собственном положении в мировой истории. Благодаря событиям сверхчувственного характера, которые в мифе, приведенном мною вчера, встают перед нами в образах, в помощь ему дается друг, чья дикость, нецивилизованность указывается нам тем, что он по своему внешнему облику наполовину зверь. Говорится, что этот друг носил на своем теле звериные шкуры. Это значит, что он, как люди первобытного состояния, был покрыт волосами, что его душа была так молода, что построила себе тело, которое являло человека еще в диком обличии. Таким образом, Гильгамеш, более ушедший вперед, имел в Эабани рядом с собой человека, который, благодаря своей молодой душе и обусловленной этим телесной организации, обладал еще древним ясновидением. Чтобы сам он мог ориентироваться, был дан ему этот друг. Затем с помощью этого друга ему удалось осуществить некоторые вещи, скажем, возвращение той духовной силы, которая опять-таки представлена в мифе в образе городской богини Эрека Иштар. Я говорил вам, что богиня города была похищена соседним городом и что поэтому оба, Гильгамеш и Эабани, начали войну против соседнего города, победили царя этого соседнего города и привели обратно богиню города.

Если хочешь понимать исторически верно такие вещи, которые изображаются нам в этих древних мифах, то необходимо вникать уже в оккультные подосновы их. За этим похищением богини города скрывается ведь нечто подобное тому, что скрывается за похищением Елены, которую Парис увозит в Трою. Мы должны отдавать себе отчет в том, что то, что изложено в моей маленькой работе “Кровь – совсем особый сок”, покоится на реальных основаниях. Там указано, что у древних народов существовало некоторое общее сознание, что человек ощущал не только свое личное “я” в пределах своей кожи, но что он ощущал себя членом племени, городской общины. Таким же образом, как отдельная человеческая душа ощущается в качестве центрального фактора для наших пальцев, рук и ног, которые принадлежат друг другу, для всего нашего организма, так же чувствовал себя человек в древние времена членом групповой души, к которой он принадлежал. Нечто подобное существовало в древние времена еще в древних городских общинах, даже в Греции. Общий дух, Я-народа, Я6племени жил и действовал в отдельных личностях народа. Но то, что от такого общего Я могло доходить до человеческого сознания, должно было быть управляемо в мистериях, в тайных храмовых центрах. Жрецы древних мистерий управляли общими духовными делами города или племени. И говорят не только фигурально, но известным образом реально и верно, что такой храм был действительно обителью Я-города, групповой души. Там было ее центральное местопребывание, и жрецы храма были ее слугами. Они были теми, которые через инспирацию принимали поручения этой групповой души, – что называлось оракулом, –

и выносили их в мир, чтобы произошло то или иное; ибо оракулы в то время надо понимать именно в том смысле, как я вам сейчас охарактеризовал.

Управление такими святилищами было связано с определенными тайнами, и в древние времена многие войны разыгрывались так, что храмовые жрецы одного города уводились в плен соседним городом; с жрецами же храма соседний город как бы похищал важнейшие тайны другого города. Перед вами – реальное событие, которое отвечает тому образу, что богиня города Иштар, душа народа Эрека, похищается соседним городом. Жрецы храма, правители тайн храма, были взяты в плен, потому что соседи надеялись таким образом завладеть священными тайнами, а через это – и силой данного города. Это реальная оборотная сторона событий. При том строе души, в котором Гильгамеш находился вначале, он не мог воспринимать сам такие вещи, потому что он не проникал взглядом в эти отношения. Однако более молодая душа могла служить ему, так сказать, органом ясновидения, которое помогло ему отвоевать назад для родного города сокровище храма. Тогда до сознания Гильгамеша было определенно доведено, что как раз в переходное время в человеческой жизни существует нечто, что изображается в легенде о слепом и хромом, из которых каждый в отдельности беспомощен, но которые вместе двигаются вперед, благодаря тому, что слепой берет хромого на плечи, а хромой делится со слепым своей возможностью видеть. В Гильгамеше и Эабани мы видим перенесенное в духовное такое взаимодействие людей совершенно различных способностей. Мы встречаемся с этим на каждом шагу, особенно в исторических событиях древних времен.

Важно понимать это, ибо только тогда можно понять, почему так часто в мифах и сказаниях перед нами выводятся друзья, которые должны совершить что-либо сообща; друзья, которые обычно так же различны по своему душевному складу, как это было у Гильгамеша и Эабани. А то, что Гильгамеш через Эабани, своего друга, сверх того приобрел для своей души, было то, что он как бы заразился от Эабани ясновидческой силой, так что некоторым образом смог оглянуться на свои собственные прежние инкарнации. Таким образом, Гильгамеш действительно научился от Эабани видению своих прежних инкарнаций. Это было уже нечто, что выходило за пределы нормальных способностей Гильгамеша. Представим же себе живо, как могло повлиять на Гильгамеша это обращение назад к его прежним инкарнациям?

Что мог он себе сказать, начиная с того дня, когда в его душе появилась возможность оглянуться на то, что его душа пережила в прошлой инкарнации? Сначала это его поразило. Он не мог так просто принять свою собственную сущность, какой она была в прежних инкарнациях; сразу он, так сказать, не узнал себя. Так было бы, мои дорогие друзья, вообще с людьми, если бы они начали видеть свои прежние инкарнации. В большинстве случаев это имело бы совсем иной вид, чем в тех выдумках, которые появляются постоянно, когда говорится, что какой-либо человек есть реинкарнация той или иной личности. Может случиться, что кто-либо приведет целый ряд громких исторических имен в качестве имен своих предшествующих инкарнаций. Должно быть, есть целая группа людей, которые убеждены, что в их прежних инкарнациях нет ничего ниже ранга королев или принцесс. Именно в этих вещах, с которыми все должно обстоять так серьезно, не место фантазии, с ними нельзя своевольничать. Тот же, кто, как тогда Гильгамеш, впервые обращает свой взгляд назад на череду своих инкарнаций, порою может быть действительно поражен. Ведь он оглядывался на инкарнации, когда он был еще вовлечен в различные отношения, обусловленные групповой душевностью. Для себя он, конечно, в известной мере выбрался из этих отношений, он вообще ведь впервые через Эабани мог понять все значение того, что символизируется в мифе богиней города. Но когда он обратился назад, то ему многое в его прежних инкарнациях не понравилось, тут он мог себе сказать: ведь это совсем не в моем вкусе. Он увидел, например, что его душа в прошлых инкарнациях имела совсем особенные дружеские отношения, совсем особенные человеческие связи, которых он стыдился бы теперь. Тогда произошло то, что изображено в мифе,– он начал бранить то, что открыла ему окольным путем через Эабани богиня города, он делает упреки своей душе. В мифе указано, что он делает упреки богине за ее знакомства, потому что он ревновал к этим знакомствам. Он видел, так сказать, горизонт своей души, и видения стояли перед ним так живо, как люди, к которым испытываешь ту или иную симпатию или антипатию, стоят вокруг кого-либо во внешнем физическом мире. И во всем том, что Гильгамеш ставит в упрек богине города, мы узнаем, что он разговаривает, собственно, с тем, что разыгрывается в глубине его души. Когда, например, нам говорится, что он упрекает богиню города в том, что она водила знакомства с каким-то человеком, который в мифе назван Ишулану, то это означает не что иное, как то, что ему не нравилось его собственное знакомство с этим человеком, садовником его господина в прошлой инкарнации. Следовательно, то, что происходило в душе Гильгамеша и через что он, собственно, впервые получил ту внутреннюю проникновенность, ту внутреннюю полноту души, в которой нуждался, чтобы стать основателем вавилонской культуры, все это изображается нам в возвращении к известному ясновидению, в восхождении в сверхчувственные миры, что было им в определенном отношении уже утеряно, так как он был старой душой. Это передается нам в мифе.

Затем он должен был пройти своего рода посвящение, будучи приведен к такому роду видения, которым его собственная душа обладала во время его атлантических инкарнаций. То, что миф изображает нам как морское плавание и хождение Гильгамеша на Запад, есть не что иное, как внутреннее странствие его души за посвящением, благодаря которому она поднимается к духовным высотам, где может воспринять то, что окружало ее в древнее атлантическое время, когда душа еще ясновидчески взирала в духовный мир. Поэтому миф рассказывает, что Гильгамеш в этом своем духовном странствии столкнулся с великой личностью властителя из Атлантиды, Ксисуфром. Это была личность, которая принадлежала к высшим иерархиям и во время атлантического периода жила в составе человечества, но затем была восхищена от этого человечества и жила в более высоких областях бытия. Эту личность должен был узнать Гильгамеш, чтобы из созерцания ее сущности приобрести то, что было необходимо, чтобы знать, каковы души, когда они могут взирать в духовные миры. Так был он вновь возведен в духовные сферы благодаря тому, что в своей душе был возвращен назад в атлантические времена. И когда на него возлагается задание не спать семь ночей и шесть дней, то это означает не что иное, как упражнение, которым душа должна была быть преобразована, чтобы полностью проникнуть в соответствующие, только что охарактеризованные духовные области. Если нам говорится, что он этого не выдержал, то это означает опять-таки нечто очень важное; это значит, что Гильгамеш должен быть нам изображен как личность, которая подводится вплотную к границе посвящения, которая могла как бы заглянуть сквозь врата посвящения в духовные тайны, но которая по всему характеру условий того времени все-таки не могла проникнуть во все глубины. Одним словом, должно быть сказано, что основатель, учредитель вавилонской культуры как бы остался стоять у врат посвящения, что он не мог видеть совершенно ясно в высших духовных мирах и что потому он придал всей вавилонской культуре тот отпечаток, который есть отпечаток лишь простого заглядывания в тайны посвящения. Мы увидим, что внешняя вавилонская культура фактически такова, что она оправдывает только что сказанное.

В то время как, например, все указывает нам на то, что в Гермесе мы имеем перед собой личность, которая глубоко, глубоко взирала в наиболее святые тайны посвящения и потому могла стать великим инициатором египетской культуры, мы должны сказать, что внешняя вавилонская культура подготавливалась таким образом, как мы это только что охарактеризовали: именно посредством ведущей личности, имевшей в душе все те свойства, которые развиваются, когда не совсем проникают в глубину святых тайн. Поэтому мы действительно имеем в древней Вавилонии такое историческое развитие, в котором отчетливо идут рядом внешний культурный поток и эзотерически6внутренний. В то время как в египетской жизни оба они более проникают друг в друга, в древневавилонской культуре они как бы полностью расходятся. И [лишь] внутри того, что мы должны рассматривать как вавилонскую культуру, такую, какой она была учреждена Гильгамешем, жило то, что заключено в святейших, сокровеннейших мистериях халдеев. Посвященные мистерий были, конечно, посвящены до самой глубины, но это лишь тонкой струей текло сквозь внешнюю культуру. Эта внешняя культура была результатом импульсов Гильгамеша.

Итак, из всех этих рассмотрений выяснилось, что Гильгамеш как личность, в сущности, был не настолько продвинут, чтобы пережить полное посвящение. Но как раз благодаря тому, что в эпоху, в которую он действовал, он не мог, так сказать, выявлять свои собственные личные импульсы, сообщать миру то, что было его личной силой, он мог совершенно особенно давать действовать через себя одному из тех духовных существ, которых мы причисляем к разряду духов Огня, то есть архангелов. Такое существо действовало через Гильгамеша, и строй жизни Вавилона, его движущие силы, чьим орудием был Гильгамеш, мы должны искать в таком духе Огня. Таким образом, мы действительно можем представить себе Гильгамеша в образе, который может нам дать символ древнего кентавра. Древние символы гораздо больше отвечают действительности, чем это обыкновенно думают. Кентавр, полуживотное, получеловек, всегда олицетворял то, что у могущественных людей древности, действительно, определенным образом разделялись высшая духовность и то, что соединяло отдельную личность с животной организацией. Подобно кентавру действовал Гильгамеш на тех, кто мог о нем судить, и так же действует он и поныне еще на тех, кто может о нем судить.

Примечательно, что сегодня как раз этот образ кентавра всплывает опять в области современного естественнонаучного мышления. Недавно появилась книга, которая целиком хочет стоять на почве естественнонаучных фактов, но которая все-таки в определенном отношении обращается с этими фактами без предрассудков и потому не ставит все так бессмысленно и дилетантски вверх дном, как делают те, кто называют себя монистами. Автор старается действительно понять, каким образом человек как самостоятельное душевно6духовное существо противостоит физической телесной организации. И тут человек, опирающийся на естественнонаучные данные, приходит к примечательному образу. Он наверняка не думал о кентавре, когда рисовал этот образ, но он говорит о том, что получается из естественнонаучных представлений об отношении души к телу: это можно сравнить с ездой всадника верхом на лошади. Нельзя иначе представить себе то, к чему принуждают действительно понятые естественнонаучные факты, чем сказав: “Самостоятельна та душа, которая использует тело, как орудие, подобно тому, как всадник – свою лошадь”. Кентавр опять здесь. Дела пойдут действительно скорее, и скорее, чем мнится людям, и духовнонаучные представления должны будут вживаться в [сознание] наших современников под давлением естественнонаучных фактов.

Еще не так давно я говорил с одним философом, который многое строил на материалистических представлениях и, исходя из своих материалистических представлений, сказал мне: “Образ кентавра, естественно, возник так: древние обитатели Греции видели какие-нибудь народности, надвигающиеся на своих лошадях с севера, и так как часто бывал туман, то у них возникло представление, что конь и всадник составляют одно целое. При их суеверии они легко могли себе представить это”. Действительно, крайне простое представление, не очень философское, быть может, но крайне простое.

Образ кентавра, который возник не оттого, что греки не могли отличить всадника от его лошади, но оттого, что древние народы действительно должны были мыслить духовную сущность человека самостоятельной по отношению к его физической природе,– этот образ всплывает опять в наше время совершенно самостоятельно из естественнонаучных представлений. Таким образом, мы должны сказать, что сегодня, несмотря на все материалистические представления, мы находимся на пути к тому, что сам материализм, если только он хочет опираться на факты, постепенно приведет к тому, что может сказать, исходя из своих оккультных источников, духовная наука.

Если же такую фигуру, как Гильгамеш, к которой теперь близко подошло и внешнее исследование, мы хотим поставить, как мы это должны сделать в целях наших наблюдений, во главе оккультного рассмотрения, то мы должны отдавать себе отчет в том, что тут мы имеем дело с воздействием существа высших духовных иерархий. Так что, если мы должны, собственно, каждого человека в аспекте его духовности рассматривать в образе кентавра, то у человека, который действует так, как Гильгамеш, мы в особенности должны допустить, что духовное кентавра направляется высшими властями, которые посылают свои силы в поступательное движение человечества. И когда мы еще дальше вглубь пойдем в истории, то увидим, что это представится нам еще яснее. Мы увидим, как это модифицируется вплоть до настоящего времени и как духовные силы, чем больше мы входим в нашу непосредственную современность, постоянно принимают другие облики, действуя через людей.

Примечания

Ранке Леопольд, фон (1795–1886) – немецкий историк протестантского направления, официальный историограф Пруссии.

Гердер Иоганн Готфрид (1744–1803) – немецкий мыслитель, религиозный деятель и литературный критик. Основной труд: “Идеи к философии истории человечества” (1784–1791; в переводе А. В. Михайлова – М., 1977).

Лессинг Готхольд Эфраим (1729-1781) – немецкий мыслитель, драматург и художественный критик. Рудольф Штейнер имеет в виду заключительный пассаж его “Воспитания человеческого рода” (1780):

“…Тот путь, которым человеческий род движется к своему совершенству, должен сначала пройти каждый человек (один раньше, другой позже).

“Пройти в течение одной жизни? Разве может человек в течение одной жизни быть чувственно воспринимающим евреем и живущим в духе христианином? Разве может он в течение одной жизни выйти за пределы того и другого?”.

Нет, конечно, не может! Но почему бы каждому человеку не пребывать в этом мире больше одного раза?

И не потому ли столь смешна эта гипотеза, что она самая древняя? Не потому ли, что рассудок человека сразу же обрел ее, до того как школьная софистика внесла в него рассеянность и слабость?

Почему не предположить, что и я сделал здесь однажды все те шаги к своему совершенствованию, которые могут совершить люди ради земных наказаний и наград?

А в другой раз все те, совершить которые так помогает нам надежда на вечное воздаяние?

И почему бы мне не возвращаться столько раз, сколько мне предназначено для того, чтобы обрести новые знания и новые навыки? Разве я сразу же уношу с собой столько, что возвращаться, пожалуй, и не стоит труда?

Потому ли? Или потому, что я забываю о своем прежнем пребывании здесь? Благо мне, если я об этом забываю. Воспоминание о моей прежней жизни лишь воспрепятствовало бы мне должным образом пользоваться настоящей. И разве то, что я должен забыть теперь, забыто мною навек?

Или потому, что тем самым я потерял бы слишком много времени? Потерял? Но что же я могу упустить? Разве мне не дана вечность?”.

(Ежегодник Философского общества СССР. 1989– 1990. Человек и человечество: духовные традиции и перспективы. М., Наука, 1990. С. 263–264).

Геббель Фридрих (1813–1863) – немецкий поэт и драматург. Цитируемая Рудольфом Штейнером дневниковая запись Геббеля гласит в переводе: “Согласно учению о переселении душ, возможно, что Платон опять сидит за партой и терпит побои за то, что не понимает Платона” (Фридрих Геббель. Избранное. В 26х т. Т. 2. Пер. с нем. М., Искусство, 1978. С. 459).

“Орфей” Соломона Рейнака –книга Рейнака выдержала более десяти изданий к 1911 г. во Франции, четыре немецких издания, в России издана была в 1910 г.

Орлеанская Дева – Жанна д’Арк (ок. 1410–1431), героиня Столетней войны между Англией и Францией (1339–1453), завершившейся (в значительной мере благодаря ее выступлению) изгнанием англичан из Франции и территориальным размежеванием двух стран.

Франс Анатоль (1844–1924). Рудольф Штейнер имеет в виду книгу А. Франса “Жизнь Жанны д”Арк”.

Гфрёрер Август Фридрих (1803–1861).

Письмо Персиваля, владетеля Бонламиулька от 21 июня 1429 г. приводится по книге Гфрёрера “Geschichte des Urchristentum”, III Hauptteil, Stuttgart, 1838. S. 286.

Карл Лысый (823–877) – король западных франков.

Скот Эриугена Иоанн (ок. 810–877) – уроженец Ирландии (Scottia major), с 406х гг. IX в. преподавал философию в школе при дворе Карла Лысого.

Кант Иммануил (1724–1804).

“Кровь – совсем особый сок” – цитата из “Фауста” Гете, вынесенная в заголовок лекции Рудольфа Штейнера в Берлине от 25 октября 190г. (издана отдельно в 1907 г., GA 55).

…внутреннее странствие его души – согласно лекции Рудольфа Штейнера от 28 декабря 1923 г. (GA 233), Гильгамеш проделал все-таки дальний путь, чтобы состоялось это внутреннее странствие души: мистерия, в которой он получил своего рода эквивалент посвящения, находилась, по указанию Штейнера, далеко от родины героя – в области Бургенланд на юго-востоке совр. Австрии.

…недавно появилась книга – автор книги и название не установлены.

© Перевод Г.А.Кавтарадзе.
© Издательство «Дамаск», Санкт-Петербург, 2004.